Взрыв «Дальстроя» - необъявленная война? Находкинский городской округ - Cтраница истории.
Пароход «Дальстрой» в бухте Нагаева (Магадан)
Сразу после Великой Отечественной войны на судах Дальневосточного транспортного флота произошла серия таинственных взрывов.
24 июля 1946 года Находку потряс мощнейший взрыв – у причала порта на мысе Астафьева взлетел на воздух пароход «Дальстрой», готовившийся к отправке на Колыму с грузом взрывчатых веществ. Взрыв был настолько сильным, что судно оказалось буквально разорванным на части, все портовые постройки на берегу были разрушены.
Когда первому секретарю Приморского крайкома ВКПР(б) Пегову доложили, он сказал: - Атеист я, но готов перекреститься ¬ видит Бог, что мы были правы…
А в чем они были правы мы сейчас узнаем…
Еще в конце 30-х годов Пегов, только что принявший край, и новый командующий ТОФ, будущий нарком Военноморского флота СССР Кузнецов настойчиво убеждали Москву в необходимости вынести взрывоопасные грузы за пределы Владивостока – в довоенное время (об этом мало кто сегодня знает) перевалка взрывчатых веществ шла через причалы Владивостокского морского торгового порта. …
На место происшествия спешно из Москвы прибыли заместители министра внутренних дел СССР Рясной и Мамулов, на уши были поставлены приморские органы. Между тем спустя две недели там же, в Находке, на глазах высокопоставленного силового руководства случилось новое неслыханное происшествие – в районе Ободной Пади прогремел взрыв – еще более мощный.
Взорвались склады, на которых хранилось не менее шести тысяч тонн взрывчатки.
К счастью, склады располагались за сопкой, так что город практически не пострадал. Стало ясно, что версия о халатности, первоначально выдвинутая и усиленно разрабатываемая, явно не годится. Специальная бригада московских следователей вкупе с местными органами буквально перевернула город вверх дном – тщетно!
Напасть на след предполагаемых диверсантов не удалось. Министру внутренних дел СССР Круглову ничего не оставалось, как расписаться в собственном бессилии.
14 августа 1946 года он докладывал Сталину и Берия: «Командированными в бухту Находка заместителями министра внутренних дел СССР тт. Рясным и Мамуловым установлено, что основной причиной пожара и взрыва в бухте Находка явилось преступнохалатное отношение отдельных работников Приморского управления Дальстроя к приему взрывчатки с железной дороги, хранению ее и погрузке на пароходы… Сооружения порта и складское хозяйство бухты Находка в связи с переключением в 1945¬46 годах поставок Дальстрою с импорта, который шел из Америки непосредственно в Нагаево, на отечественные грузы не были в должной мере подготовлены к приему и перевалке…
Руководство базы Дальстроя в бухте Находка не обеспечило надлежащего хранения грузов и допустило ряд грубейших нарушений порядка хранения взрывчатки; прибывающая по железной дороге взрывчатка складировалась большими штабелями в непосредственной близости к остальным грузам, в том числе и к огнеопасным, без соблюдения необходимых противопожарных разрывов; к погрузке взрывчатки привлекались главным образом заключенные, которые направлялись на эту работу без предварительного отбора и проверки, причем необходимый режим во время погрузочно¬разгрузочных работ не соблюдался.
Наряду с этим в нарушение постановления Совета Народных комиссаров СССР … от 29 октября 1945 года, обязывающего министерства направлять все грузы Дальстрою только в прочной таре, выдерживающей неоднократные перевалки и морские перевозки, заводы министерства сельхозмашиностроения, как правило, грузили взрывчатку в недоброкачественной и плохой таре (в большинстве в бумажных мешках). При погрузке и в пути тара портилась, и в результате в бухту Находка взрывчатка прибывала в разбитой таре, различные сорта взрывчатки перемешивались…»
Ну и, естественно, назывались основные виновники «преступнохалатного отношения к сбережению взрывчатки и организации погрузочных работ». Таковыми, по версии следствия, были названы начальник Приморского управления Дальстроя Кораблин, его заместитель Сафронов, начальник политотдела Трошкин, начальник лагеря Островский, начальник склада Дицик, его заместитель Афанасьев и техник по взрывчатке Чевский. Все они были арестованы и привлечены к уголовной ответственности.
«Кроме того, – указывал министр, – были арестованы 9 человек, подозреваемых в злоумышленных действиях…» До сих пор, однако, неизвестна судьба фигурантов дела, неизвестно даже, был ли суд …
Место гибели «Дальстроя»
Вскоре, однако, таинственные диверсанты напомнили о себе. 19 декабря 1947 года в бухте Нагаева один за одним взорвались пароходы «Генерал Ватутин» и «Выборг» - те самые, что были специально выделены Дальневосточным морским пароходством взамен погибшего «Дальстроя» и на которых, как клятвенно заверялось, были предусмотрены все меры безопасности.
На «Ватутине» и «Выборге» в момент взрыва находилось большое количество взрывчатки. В результате погиб весь экипаж «Ватутина» во главе с капитаном Куницким, были жертвы на «Выборге», а также из числа портовых рабочих и заключенных. Весь Нагаевский порт оказался разрушенным до основания.
Тщательное расследование вновь не дало результатов. В кулуарах поговаривали, что диверсия ¬ дело рук заключенных, но каких именно – неясно: то ли бывших советских военнопленных, освобожденных из Германии и транзитом переправленных на Дальний Восток, то ли из числа арестованных органами военной контрразведки власовцев, полицаев и других пособников немецких оккупантов.
Однотипный пароход «Генерала Ватутина», тип Либерти.
Ветеран приморской журналистики Михаил Избенко, плававший на «Ватутине» и списавшийся буквально за неделю до катастрофы, рассказывал, что уже во времена хрущевской оттепели в конце 50-х годов он случайно встретился с одним колымчанином и тот бахвалился, что это дело рук зэков, решивших преподнести «подарок» колымским чекистам к их профессиональному празднику (20 декабря. – Прим. авт.).
Насколько верно это утверждение, судить трудно. Во всяком случае, в его документальной повести, посвященной Нагаевской катастрофе и вышедшей уже в послесоветское время, об этом не говорится. Упорно придерживался версии мести со стороны обиженных советской властью и известный дальневосточный моряк Павел Куянцев, плававший на «Дальстрое» старшим помощником капитана и чудом уцелевший в момент взрыва.
Но вот что любопытно. Ни Куянцев, ни Избенко, ни другие дальневосточники, достаточно посвященные в историю происшествий, в советское время предпочитали не распространяться - сверху было дано указание «сделать вид, что ничего не случилось». И только спустя почти полвека в печать стали просачиваться первые сведения…
До сих пор в печати дебатируется вопрос: сколько погибло при взрыве «Дальстроя»? Практически все источники оперируют стандартной формулировкой – «несколько сот человек». Причем так считают не только безымянные интернетовские «ники», но даже весьма знающие исследователи, имевшие доступ к секретным архивам.
Как, например, бывший заместитель начальника Приморского управления КГБ СССР Клецкин, который в своих недавно обнародованных воспоминаниях указывает: «…а сотни зэков и охрана, толпившиеся неподалеку от судна, превратились в кровавое месиво…»
Процитируем еще один документ из недавно рассекреченных архивов МВД СССР. Конкретно о взрыве на «Дальстрое» министр МВД Круглов сообщил Сталину следующее: «В результате пожара и взрыва в бухте Находка уничтожен пароход «Дальстрой» и все находившиеся на нем грузы в количестве: взрывчатки - 917 тонн, сахара - 113 тонн, разных промтоваров - 125 тонн, зерна - 600 тонн, металла - 392 тонн, а всего на сумму 9 млн рублей; на сгоревших складах Дальстроя уничтожено различных промышленных и продовольственных грузов на сумму 15 млн руб. и взрывчатки на сумму 25 млн руб.
Во время взрыва парохода «Дальстрой» убито и умерло от ран 105 человек, в том числе: военнослужащих - 22, гражданского населения - 34, заключенных - 49; ранено и находится в лечебных заведениях 196 человек, в том числе: военнослужащих - 55, гражданского населения - 78 и заключенных - 63…»
Из Ванино до Магадана ближе Тайна крупнейшего послевоенного диверсионного акта на территории СССР так и осталась нераскрытой. Между тем катастрофы имели далеко идущие последствия самого различного характера – от хозяйственного до практически политического. Сразу же после взрыва на «Дальстрое» по предложению первого секретаря Приморского крайкома ВКП(б) Пегова, поддержанного Минморфлотом СССР, Москва распорядилась перебазировать дальстроевский порт со всеми его структурами в Ванино, в свою очередь, функции Ванинского порта, входившего в подчинение Министерства морского транспорта СССР, передавались Находке.
Разгрузка парохода в Нагаевской бухте со льда
Эта необычная рокировка помимо всего прочего позволила заметно облегчить режимность города (те же зэки теперь отправлялись на Колыму исключительно из Ванино) и сделать в перспективе Находку открытым портом, единственным таковым в нашем крае в «закрытые» 60¬е и 70-е годы.
Наконец, кадровая сторона. Так получилось, что чрезвычайные происшествия как в Находке, так и в бухте Нагаева совпали с работой на Колыме высоких комиссий ЦК ВКП(б), «копавших» под всесильного начальника Колымского края генерал-лейтенанта НКВД Никишова, на которого поступала в Москву масса жалоб.
Никишов Иван Фёдорович (1894–1958) - начальник ГУ СДС Дальстрой (1939–1948)
С одной стороны, это был энергичный, деятельный организатор, обеспечивший в тяжелые военные годы добычу золота, олова, вольфрама, кобальта, других полезных ископаемых (именно наличие колымского золота стало своеобразной гарантией Америке в осуществлении поставок по ленд-лизу), с другой - его стиль работы, поведение в быту, в особенности гражданской жены, некоей Гридасовой, которую Никишов к тому же поставил начальником Магаданского лагеря, создали нетерпимую обстановку в управленческом коллективе Дальстроя.
«Подвинуть», однако, колымского владыку было непросто – он пользовался большим покровительством со стороны Берии. Но после взрывов в Нагаевской бухте даже всемогущий Лаврентий Павлович уже ничем помочь не мог. Сначала последовала на материк наложница, а затем и хозяин «чудной планеты» отправился на «заслуженный» покой.
Вот что пишет про это начальник КГБ СССР Владимир Клецкин (родился 24 января 1935 года в Иркутске. Образование: Дальневосточный государственный университет по специальности история и обществоведение (1964 г.). По окончании в 1972 году Высшей командной школы КГБ при СМ СССР проходил службу в должности заместителя начальника отдела, начальника отдела, заместителя начальника УКГБ СССР по Приморскому краю. 1983 - 1990 гг. - начальник Управления КГБ СССР по Амурской области.)
Солнечным днем 24 июля 1946 года у причала порта на мысе Астафьева стоял пароход «Дальстрой». Грузили взрывчатку. Весь этот смертоносный груз предназначался для магаданских золотых рудников. Внезапно кто-то закричал: «Пожар в первом трюме!». Капитан «Дальстроя» Банкович, не задумываясь, отдал команду затопить носовой трюм и приступить к тушению пожара. Пламени было тесно в трюме, и оно с грохотом и ревом взметнулось в самое небо. Банкович приказал покинуть судно и, как это принято, сошел с мостика последним. Торопиться не было смысла: когда огонь доберется до четырехсот тонн тротила, а это маленькая атомная бомба, взрыв не только разнесет порт, но и уничтожит все живое в округе…
Тело капитана Банковича нашли на другой день под кучей свай, его затылок был пробит осколком, от нескольких замешкавшихся матросов не нашли даже останков, а сотни зэков и охрана, толпившиеся неподалеку от судна, превратились в кровавое месиво. Отдельный дом начальника порта, в котором 2-3 месяца назад проживала семья Клецкиных, был разрушен до фундамента. (Отец уволился из Дальстроя в апреле 1946 года.) Над территорией Находки пронесся нефтяной дождь.
Через несколько дней в сопках за поселком строителей Падь Ободная были взорваны склады спецматериалов Дальстроя, где хранились большие запасы взрывчатки для Колымы. Помнится, мама и моя младшая сестра Валя находились на улице, взрывной волной мама была сбита с ног, прикрыла собой дочь, а детская кроватка в комнате была вся иссечена осколками стекла. Непосредственно после взрыва на «Дальстрое» на одном из судов, также вышедших из Находки, было обнаружено взрывное устройство, которое должно было сработать в пути.
Началось следствие. Случайно в уборной управления Дальстроя один из оперативников обнаружил кусок фанеры с надписью «Скоро Дальстрой должен провалиться». В кулуарах НКВД зазвучало слово «диверсия». После трагедии в Находке руководители Дальневосточного пароходства постановили, что перевозкой взрывоопасного груза будут заниматься команды пароходов «Генерал Ватутин» и «Выборг».
19 декабря 1947 года пароход «Генерал Ватутин» был взорван во время погрузки. Через считанные минуты мощный взрыв потряс стоящий неподалеку «Выборг». Порта Нагаево больше не было. От здания управления порта не осталось даже руин. Погиб почти весь экипаж «Ватутина» (полсотни человек), на «Выборге» - капитан и двенадцать моряков. Среди архивных документов нет только сведений о том, сколько во время катастрофы погибло заключенных. Окровавленные, в изодранной одежде люди ползали по снегу в сорокаградусный мороз, и некому им было помочь.
Отголосков этой трагедии в архивных документах сохранилось очень мало. Судя по всему, следователи пришли к выводу, что все эти взрывы действительно являлись следствием продуманной диверсии. Это подтверждает приморский журналист Михаил Избенко, который ходил на пароходе «Генерал Ватутин» практикантом и списался с судна буквально за неделю до той трагедии. Журналист писал следующее: «После взрыва в Нагаево зэки в Ванинском порту бахвалились перед моряками, мол, отправили с «Генералом Ватутиным» свой подарочек колымским чекистам к их празднику 20 декабря. «Мы хотели вообще всю Колыму взорвать», - говаривали они».
Версия о продуманных диверсиях имеет право на существование. Не забываем, что это был 1947 год. В этот год стали сажать бывших военнопленных, прошедших, причем, проверки в 1945-м, и отправлять в лагеря.
Солнечный день 24 июля 1946 года был голубой и жаркий. Пароход “Дальстрой” стоял в порту Находка у причала мыса Астафьева. У борта судна громоздились штабеля ящиков, мешков, тюков, носились автомашины. Звон тросов о грузовые стрелы, грохот лебедок и рев моторов сливались с людским говором в сплошной гул, который всегда сопровождает погрузку судна.
Пароход недавно прибыл из Канады, где был в капитальном ремонте после подрыва на мине в Сейсинской десантной операции а прошлом году. Он отстоял несколько дней во Владивостоке, команда побывала дома, и все были в хорошем настроении.
Свободные от вахт расположились тут же, над причалом, на опушке леса, расстелив на траве скатерть-самобранку. Любовались видами на бухту и порт, причалом у мыса и любимым пароходом, на котором многие служили по десять лет.
Несколько моряков, оставшихся во Владивостоке еще дня на два, сегодня приехали утренним поездом. Приехал и Павел. Как был, в рубахе цвета хаки с орденом Красной Звезды, полученным только вчера, не переодеваясь, он окунулся с головой в беспокойные обязанности старшего помощника капитана.
Осмотр палубы удовлетворил его. Все было в порядке, и в его отсутствие все делалось как нужно. Он поговорил с боцманом Сандлером о работах и стал осматривать трюмы.
В носовые грузили взрывчатку. Первый был уже загружен, и на аммонал, погруженный насыпью, как соль, ставили ящики с разным грузом. Во второй трюм грузили тротил в резиновых мешках.
Все это вызвало у Павла чувство тревоги, хотя груз для этого судна был обычным. Пожарные шланги были протянуты по палубе, и из них непрерывно струилась вода. В случае надобности увеличить напор воды было делом нескольких секунд.
По палубе деловито ходили грузчики, матросы; сколько раз во время войны они возили и выгружали так называемый “ти-ин-ти”, то есть тринитротолуол из США.
Закончив обход, Павел поднялся в каюту капитана Всеволода Мартиновича Банковича, чтобы сообщить ему о своем прибытии.
Они были старыми друзьями. Когда-то долго плавали на одном судне, и с тех пор подружились. Наедине они называли друг друга по имени.
Всеволод! Скажи, почему аммонал погружен насыпью?
Я протестовал, но ничего не вышло. Приказ из Магадана от самого начальства. Пойдем на берег. Там поговорим кое с кем.
Они вошли в конторку, у стола сидел военный прокурор. Всеволод стал ему горячо доказывать, что так нельзя грузить взрывчатку, что нужна специальная тара, оборудованные суда, что рано или поздно кому-то придется за это отвечать. В это время на другой стороне бухты послышались взрывы: там делали выемку. А здесь, в одном километре от взрывов, грузили на пароход тротил.
Взвинченный успокоительными речами прокурора, Всеволод окончательно вспылил и крикнул ему, уже выходя на улицу:
Вот взлетит на воздух все тут, тогда будете знать!
И, хлопнув дверью, ушел вместе с Павлом.
Банкович собирался съездить во Владивосток, а старпома оставить на это время за себя. Они снова поднялись в капитанскую каюту. Был обеденный перерыв. На судне и в порту все стихло. Команда обедала на борту, а грузчики – на берегу.
Капитан давал Павлу наставления на время своего отъезда:
А этих, что ходят сюда только мешать, - он имел в виду береговую администрацию и особенно Васю Дуба, так называли главного начальника местного управления “Дальстроя” Василия Кораблина, - не пускай на пароход. Если будет лезть, отбирай на трапе спички и папиросы так же, как у грузчиков.
Едва капитан закончил, как снизу послышался отчаянный крик:
Пожар в первом трюме!
Не ожидая приказаний, старпом рванулся вниз по трапам. Уже на бегу он услышал, как капитан звонил по телефону в машину:
Воду на палубу и открыть кингстоны, затопить носовые трюмы!
Через десять секунд Павел был у первого трюма. Трюмный матрос, сидевший там для охраны груза, пулей выскочил по трапу наверх. Прямо в середине люка из-под ящиков разного груза невинно вилась вверх тонкая струйка дыма. Все, кто подбежал к люку трюма, схватили стволы четырех шлангов и направили мощные струи в трюм; подбежали люди с огнетушителями.
Но струйка дыма, не реагируя на воду, моментально разрослась, почернела и вдруг вырвалась черным клубом. За ним поднялся столб желтого пламени выше мачт. Палуба заходила ходуном, пламени было тесно в трюме, и оно с грохотом и ревом взметнулось в самое небо. Люди со шлангами стали отступать. Боцман, доктор, матросы… Все они, обстрелянные в боях, знали: взрыв будет. Но никто не дрогнул, не побежал.
Горящий аммонал дает температуру 2000°С, и люди пятились от пламени ко второму трюму, в котором был тротил. Сорвали раструбы вентиляторов трюма и направили струи воды туда. Они думали залить тротил, но забыли, что этот, еще более опасный груз, в резиновых мешках и не подмокнет. Проклятые резиновые мешки! Если бы не они, может быть, тротил успели бы намочить.
В этот момент к трюму подошел капитан и приказал:
Ребята! Сейчас же покинуть судно, бегом на корму, там уже опущены штормтрапы. Павел, обойди скорее все помещения, разбуди людей. Всех на берег!
Едва старпом сорвался с места, как услышал вой судового гудка. И только сейчас он заметил, что все, что есть в порту, тревожно гудит, что к бедствующему судну на всех парах несется буксир-спасатель “Адмирал Нахимов”, а маленький танкер “Дальстрой”, одноименный с горящим судном, спешно рубит швартовы и уходит на рейд. Недаром существует у моряков поверие, что если два судна носят одно имя, то какое-то из них погибнет.
В каютах старпом нашел только одного спящего радиста Сидорова, растолкал его. Пробегая мимо своей каюты, он надел новую фуражку, взял в карман маленького плюшевого медвежонка – подарок любимой женщины, и побежал дальше. Почему он взял именно эту вещицу, он не смог бы объяснить, ну а новую фуражку… Ведь все знают, что моряк должен погибать в новой одежде.
Когда старпом спустился в шахту машинного отделения судна, оттуда уже выбегал последний человек – механик Аркаша Байков. Они оба прибежали на корму. Там стояли только капитан и судовой врач. Доктор сказал:
Всеволод Мартинович, разрешите, я сбегаю за своей гимнастеркой в лазарет?
Она у него была вся в орденах и медалях, а судовой лазарет был в десяти шагах. Капитан ответил:
Хорошо, только быстрее.
Остальная команда уже сошла на берег. Почему-то каждый отходил от борта метров десять шагом, а затем вдруг срывался с места, закрывая лицо руками, и, пробежав немного, останавливался. Все были недалеко и стояли стайкой, смотрели на свой корабль. Его нос пылал. В небо взвилось пламя, яркое, как солнце; золотое, оно колыхалось, как смерч. А все остальное – верхний мостик, шлюпки, парусина, краска – тоже горело, но этот огонь казался тусклым. Тут подбежал третий штурман Наумов с мешком, в который он собрал деньги, судовой журнал и документы экипажа. С ним был четвертый штурман Румянцев, который сказал капитану:
Все внутри объято пламенем.
Показался и третий механик Саша Киприанюк, долговязый, с нежным лицом юноша, любитель классической музыки. Все трое прямо с борта перепрыгнули на штабель мешков на причале и присоединились к остальным.
Павел и Всеволод остались на палубе одни.
Ну что, Вова? Наверно, все!
Да, Павел, думаю, все. Прощай!
Прощай, Вова!
Они пожали друг другу руки.
А теперь, Павел, не медли, слазь. У тебя ребенок, а у меня детей нет. Да мне и положено последнему…
Спускаясь по трапу, старпом преградил путь боцману Сандлеру, который собирался снова забраться на судно.
Куда ты, сумасшедший?
Да я хотел, Павел Павлович, взять костюм.
Давай назад, Виктор, и побыстрее!
Они пошли от судна, но через десять шагов, на освещенном пламенем месте почувствовали, будто их головы всунули в топку и начали тлеть волосы от страшного жара. Вот почему все бежали! Но через несколько шагов жар прекратился; старпом с боцманом присоединились к остальным.
Все стали отходить от пылающего корабля. Капитан шел сзади шагах в тридцати.
Они шли медленно, оборачиваясь на свой дом, на котором провели все годы войны. А во втором трюме находилось четыреста тонн тротила. Это малая атомная бомба. С начала пожара прошло восемь минут. Вот-вот все взлетит на воздух. Кругом ревели тревожные гудки, а небо было синее-синее, и сияло солнце.
Павлу хотелось подойти к Всеволоду, но он только обернулся, махнул ему рукой и стал ждать. Вдруг почувствовал мягкий толчок в спину, будто его кто-то толкнул тюком ваты. И вот он уже летит по воздуху. Упал во что-то мягкое. Все потемнело. Он подумал, что ослеп. Потом вода покрыла Павла до пояса, и он услышал, вернее, ощутил, как что-то тяжелое упало рядом. Схватившись за него, чтобы встать, Павел начал задыхаться. Подумал: вот и конец! Хорошо бы, быстрее! Сознание начало меркнуть… Но яркий свет над головой словно вернул Павлу дыхание: черное, густое облако стало уходить в сторону. Павел вскочил на ноги. Рядам лежал мусорный рукав судна из дюймовой стали в тонну весом. Павел обернулся и стал искать глазами пароход и товарищей. Парохода он не увидел. Все также светило солнце в синем небе, все также зеленели далекие холмы и сияла тихая бухта. А здесь, на мысе Астафьева, все было голо. Ни судна, ни складов, ни зданий, ни деревьев. Только сваи торчат из воды, где был причал, да видна притонувшая корма парохода. А на ней аккуратно лежат рядом два паровых котла, выброшенных из кочегарки, два из пяти тридцатитонных цилиндра, заброшенных туда взрывом. И все это будто покрыто черным лаком – мазутом, которого на судне было 1800 тонн в бункерах. Он весь поднялся в воздух, а затем покрыл место катастрофы.
И вот на этом черном фоне начинают подниматься фигуры. Все черные. Это люди. Никто ничего не слышит. Они открывают рты, но звуков нет. Мертвая тишина.
Павел обернулся к скале, где были ворота порта. Увидел какие-то кучи. Покрытые мазутом, они шевелились. И на этом черном лаке Павел увидел алые пятна, потом алые ручьи. Они сливались в один ручей, который тек в рытвины, где образовались алые озерки. Никогда Павел не думал, что в человеке столько крови. А кучи – это грузчики. Их много. Очень много. Взрыв застал всех у проходной и сбил в страшную кучу. Изорванные тела. У одного доска в боку, у другого палка в черепе. Одни еще шевелятся. Другие уже затихли. А алые струи все текут и текут. Павел смотрел как завороженный, не в силах оторваться от ужасного зрелища, и только голос буфетчицы (он наконец начал слышать) вывел его из транса:
Когда год тому назад судно подорвалось на мине, Ольга Панферова, находясь у кормового орудия, по телефону на мостик задала ему такой же вопрос. Тогда он ей ответил: “Оставаться на местах и быть готовыми к бою”. Сейчас он спросил:
Где капитан?
Его не видно, узнали еще не всех, но его узнали бы по росту.
Давайте искать.
И вот б?льшая часть экипажа, оставшаяся в живых только потому, что их капитан вовремя отдал команду “Оставить судно!”, в мертвой зоне взрыва начала искать Всеволода Мартиновича. Нашли фуражку старпома, нашли капитанскую фуражку, но самого капитана нигде не было. Не было ни Саши Каприанюка, ни доктора, ни Сидорова. Двое были ранены, и один из них с переломом ноги. Остальные сорок два человека были контужены и оглушены, получили ссадины и ушибы, но были живы и стояли на ногах. А с Ольги Панферовой взрывной волной сорвало легкое платье, и она была в бюстгальтере и коротких штанишках, вся залитая мазутом.
Грузчики, которых погубила излишняя поспешность, потому что они сбились в кучу у единственной двери проходной, еще шевелились, когда начали подходить машины с санитарами и спасателями. Кто-то крикнул:
Сейчас взорвутся склады мин!
Но ему возразил старпом:
Брось, сейчас уже ничто не взорвется.
Корма судна была окружена пламенем. Это горел плавающий на воде мазут.
Людей посадили в грузовик и повезли в новый порт. По дороге более чем за километр валялись разбросанные взрывом покоробленные от жара части судна, а якорь весом в пять тонн был заброшен метров на пятьсот. В поселке у мыса Астафьева со всех домов были сорваны крыши и выбиты стекла окон. Людей привезли на пароход “Измаил”. Капитан Москаев приказал дать всем спирту, чтобы отмыться от мазута и отстирать одежду.
Вскоре привезли и жену капитана Банковича Ольгу Митрофановну. От нее узнали, что б?льшая часть людей, которых капитан отправил на берег еще в начале катастрофы, убита осколками, а остальные ранены. Погибли пятнадцатилетний юнга Сева Караянов – сын капитана Петра Караянова, старик-пекарь Рыскин, подшкипер Сырбо; тяжело ранены жена четвертого помощника капитана Румянцева и матрос Лелюк, легкое ранение получила жена капитана. Это казалось невероятным. Ведь они успели уйти за километр от места катастрофы. А те, кто был совсем рядом, уцелели.
Через несколько дней, когда началось расследование, следователь Шадринцев узнал, что в одном из дальних поселков находится кто-то из экипажа судна. Они со старпомом приехали туда. Это был радист Сидоров. А против его фамилии в списке был уже поставлен крестик.
Оказалось, что Сидоров, разбуженный старпомом, выскочил на палубу не сразу, а захватил с собой чемоданчик с вещами. Когда он прибежал на корму, то там уже никого не было. Жар загнал его за кормовую надстройку. Там его и застал взрыв. Корма судна раскололась надвое, и Сидоров упал в кормовой отсек. Когда выкарабкался наверх, увидел, что мимо кормы проносится катер, на котором рубка вместе со старшиной сметена взрывом, а штурвал руля на месте. Моторист выглянул из люка и крикнул ему:
Чего ждешь? Давай прыгай сюда!
Сидоров прыгнул на катер и взял штурвал, моторист завел мотор; в это время начал гореть мазут на воде вокруг кормы судна. Сидоров впервые в жизни повел катер. Они пошли в бухту Пятачок. Там, дома у моториста, он и отлеживался с легкой раной на голове.
Тело капитана Банковича нашли на другой день утром под кучей свай. Его затылок был пробит осколком. Сашу Киприанюка и доктора не нашли. Мать Саши, депутат Владивостокского горсовета, страшно убивалась по нему. Жена же вскоре вышла замуж. А Ольга Митрофановна, жена капитана Банковича, так и живет одна с тех пор.
Во время следствия загорелся аммонал на барже, его выгрузили с парохода “Орел” по требованию капитана Бабиевского, благодаря чему “Орел” был спасен. Через сутки сгорел аммонал, находившийся в вагоне.
После этих случаев следствие пошло по другому руслу, а команду отпустили, признав всех невиновными.
Так все они и живут вторую жизнь, благодаря своему капитану.
В результате пожара и взрыва в бухте Находка уничтожен пароход «Дальстрой» и все находившиеся на нём грузы в количестве: взрывчатки - 917 тонн, сахара - 113 тонн, разных промтоваров - 125 тонн, зерна - 600 тонн, металла - 392 тонн, а всего на сумму 9 млн рублей; на сгоревших складах Дальстроя уничтожено различных промышленных и продовольственных грузов на сумму 15 млн руб. и взрывчатки на сумму 25 млн руб. Во время взрыва парохода «Дальстрой» убито и умерло от ран 105 человек, в том числе: военнослужащих - 22, гражданского населения - 34, заключённых - 49; ранено и находится в лечебных заведениях 196 человек, в том числе: военнослужащих - 55, гражданского населения - 78 и заключённых - 63.
Погруженные с грубейшими нарушениями правил безопасности внавал в трюм 7 тыс. тонн аммонала загорелись ещё во время загрузки парохода. Находившиеся в другом трюме 400 тонн тротила под воздействием высокой температуры взорвались, полностью разрушив портовые сооружения на мысе Астафьева и вызвав значительные человеческие жертвы. Часть команды парохода, покинувшая его незадолго до взрыва, оказалась в «мёртвой зоне» и пострадала незначительно.
Взрыв на мысе Астафьева и последовавшие за ним аналогичные ЧП породили слухи о необъявленной войне
Ровно 70 лет назад, 24 июля 1946 года, в Находке раздался чудовищный взрыв, эхо которого долетело до Кремля и Лубянки. У причала на мысе Астафьева взлетел на воздух гулаговский пароход «Дальстрой». Он должен был доставить из Приморья на Колыму крупную партию грузов и очередных заключенных.
Некоторое время спустя в портах Дальнего Востока произошла целая серия таинственных взрывов. И хотя широкой огласки этих ЧП органы власти и госбезопасности постарались избежать, по всей стране поползли слухи о диверсиях, устроенных власовцами или же незаслуженно попавшими в застенки солдатами Победы.
В государственных и местных архивах хранится минимум информации по этим делам. Однако еще живы очевидцы тех далеких событий. В их числе капитан 1-го ранга в отставке писатель и историк российского флота Михаил Храмцов, семья которого в ту пору жила в Находке. Михаил Петрович рассказал корреспонденту «В» о том, что помнит о событиях 70-летней давности.
Аммонал валят в трюмы кучей…
– Моего отца репрессировали в середине 1930-х, – вспоминает каперанг Храмцов. – Он в тот момент учился в Институте экономики имени Энгельса в Ленинграде и после убийства Кирова совсем неопытным юношей попал в колымские лагеря на два года. Из Магадана в 1937 году его вольноссыльным отправили работать в Приморье, в государственный трест Дальстрой – Главное управление строительства Дальнего Севера НКВД СССР. Благодаря отцу мне, малолетке, удалось тогда познакомиться и с капитаном парохода «Дальстрой» Всеволодом Мартиновичем Банковичем, и с его женой, тоже работавшей на судне, и с всесильным начальником дальневосточного ГУЛАГа генерал-лейтенантом НКВД Иваном Никишовым. Конечно, всех тайн никто никогда не узнает, однако какие-то факты в нашем материале прольют свет на эту историю.
«Дальстрой», который к 1946 году уже полтора десятилетия работал на линии Приморье – Магадан, первоначально назывался «Генрих Ягода», в честь наркома НКВД и создателя ГУЛАГа. Когда его самого расстреляли в тюрьме на Лубянке как врага народа, судно переименовали.
24 июля первого послевоенного года «Дальстрой» стоял у причала на мысе Астафьева, завершая загрузку различного товара на борт. В трюмах уже находилось 917 тонн взрывчатки, 113 тонн сахара, 125 тонн разных промтоваров, 600 тонн зерна и 392 тонны металла – всего на сумму 9 млн рублей (сумасшедшая сумма по тем временам). Главным грузом была взрывчатка для северных предприятий по добыче золота и серебра.
Мне запал в память рассказ отца после того, как он пообщался с капитаном и старпомом «Дальстроя» в момент загрузки. Старпом Павел Куянцев, чудом уцелевший в момент взрыва, жаловался, что взрывчатое вещество – аммонал – грузится в трюмы кучей, без соблюдения техники безопасности. Хотя тот же тротил в соседнем трюме раскладывали аккуратно. Мол, начальство требует поскорей завершить загрузку и отправиться в рейс, поскольку взрывчатку очень ждут в Магадане.
Видимо, эта спешка и стала причиной трагедии. Вначале загорелась в мешках смесь аммиачной селитры и тротила с добавлением порошкообразного алюминия. Затем от высокой температуры сдетонировали две (по другим данным, четыре) сотни тонн тротила. Капитан отдал приказ залить забортной водой первый трюм. Но это не помогло. Когда огонь перекинулся на второй трюм с тротилом, Банкович приказал всем покинуть судно. По морской традиции он спустился с трапа последним. В ту же секунду пароход мощным взрывом разломило пополам и обе части взлетели в небо. Капитана нашли уже мертвым под грудой железа…
Взрыв уничтожил не только пароход, но и всю прилегающую инфраструктуру на берегу в радиусе километра. На такое расстояние улетел один из двух главных 15-тонных паровых котлов. Находившиеся в танках две тысячи тонн мазута маслянистой пленкой покрыли весь залив и прилегающее побережье. Как явствует из архивов, в сгоревших береговых складах Дальстроя находились подготовленные к отправке грузы на сумму 40 млн рублей для обеспечения работы и жизнедеятельности колымских лагерей.
Во время взрыва погибли и позднее умерли от ран 105 человек. Это были члены экипажа парохода, включая капитана, докеры, военнослужащие из состава конвойного подразделения, но больше всего оказалось заключенных – 49. Еще около 200 человек получили различные ранения. Бывший заместитель начальника Приморского управления КГБ СССР Владимир Клецкин в своих воспоминаниях писал: «Сотни зэков и охрана, толпившиеся неподалеку от судна, превратились в кровавое месиво…»
К счастью, сам рабочий поселок Находка (бывшее село Американка) и лагерь для пересыльных заключенных находились в стороне от порта. Иначе жертв оказалось бы намного больше.
«Подарок» энкавэдэшникам?
Между тем странные происшествия продолжились. Раньше «Дальстроя» из Находки в Охотское море вышел пароход «Орел». Узнав о случившемся, его капитан развернул судно и вернулся в порт, где потребовал выгрузки 400 тонн аммонала. Их сгрузили на баржу. Через день она сгорела на рейде. Одновременно на подъездных путях железнодорожной станции Находки сгорел вагон с аммоналом. Только благодаря этим пожарам избежали обвинений в диверсии или теракте оставшиеся в живых моряки «Дальстроя».
А спустя две недели там же, в Находке, на глазах высокопоставленного силового руководства случилось новое неслыханное происшествие: в районе Ободной Пади прогремел взрыв, еще более мощный. Взорвались склады, на которых хранилось не менее шести тысяч тонн взрывчатки. К счастью, арсенал располагался за сопкой, так что портовый городок практически не пострадал.
Но и на этом череда таинственных взрывов на судах дальневосточного транспортного флота не закончилась.
19 декабря 1947 года в бухте Нагаева в Магадане один за другим взорвались пароходы «Генерал Ватутин» и «Выборг», стоявшие под разгрузкой. Их специально выделило ДВМП взамен погибшего «Дальстроя». Уж на них-то были предусмотрены все мыслимые меры безопасности, однако… На обоих судах в момент взрыва находилось большое количество взрывчатки. В результате погибли все 50 членов экипажа «Ватутина» и 12 моряков «Выборга», включая обоих капитанов. Были жертвы среди портовых рабочих, охранников и заключенных, но этих уже никто не считал. Весь Нагаевский порт оказался разрушенным до основания.
Поговаривали, что диверсия была делом рук заключенных. То ли бывших советских военнопленных, освобожденных из концлагерей Германии и направленных на Колыму, то ли из числа бывших власовцев и полицаев, получивших сроки за измену Родине.
Журналист Михаил Избенко, плававший на «Ватутине» и списавшийся на берег буквально за неделю до катастрофы, рассказывал, что взрыв организовали зэки из числа власовцев и приурочили его ко Дню чекиста в качестве «подарка» колымским энкавэдэшникам. Насколько верно это утверждение, судить трудно, – завершил свой рассказ Михаил Храмцов.
Халатность, но преступная?
На место происшествия из Москвы спешно прибыли заместители министра внутренних дел генерал-лейтенант Василий Рясной и генерал-майор Степан Мамулов. С ними приехали лучшие следователи. Подключились все приморские органы. В результате расследования был сделан вывод, что предположение о диверсии, выдвинутое первоначально и усиленно разрабатываемое, не подтверждается. Не удалось и напасть на след предполагаемых диверсантов. Министру внутренних дел СССР генерал-полковнику Сергею Круглову ничего не оставалось, как расписаться в собственном бессилии.
14 августа 1946 года он докладывал Сталину и Берии: «Установлено, что основной причиной пожара и взрыва в бухте Находка явилось преступно-халатное отношение отдельных работников Приморского управления Дальстроя к приему взрывчатки с железной дороги, хранению ее и погрузке на пароходы. Руководство базы Дальстроя в бухте Находка не обеспечило надлежащего хранения грузов и допустило ряд грубейших нарушений порядка хранения взрывчатки; прибывающая по железной дороге взрывчатка складировалась большими штабелями в непосредственной близости к остальным грузам, в том числе и к огнеопасным. При погрузке и в пути тара портилась, различные сорта взрывчатки перемешивались…».
Виновными признали руководителей Приморского управления Дальстроя и складов. Все они были арестованы и привлечены к уголовной ответственности.
По приказу Сталина главным портом Дальстроя вместо Находки стало Ванино на берегу Татарского пролива. С осени 1946 года всех зэков отправляли на Колыму из порта Ванино.
Под раздачу попал и генерал-лейтенант НКВД Никишов, на которого поступала в Москву масса жалоб. Несмотря на покровительство Берии и заслуги перед страной в виде стабильных поставок в тяжелые военные годы золота, олова, вольфрама и кобальта, его отправили на «заслуженный отдых».
Взрыв устроили враги народа?
Во Владивостоке живет еще одна участница расследования того странного и страшного инцидента. Алла Невежкина в годы Великой Отечественной войны и после нее была руководителем группы разнарядок Управления уполномоченного Министерства внешней торговли СССР, занималась всеми грузами ленд-лиза, приходившими из США в СССР через порты Приморья.
Когда взорвался «Дальстрой», на борту которого в числе прочего были и лендлизовские грузы, ее командировали в Находку.
– Мне в ту пору было всего 23 года, но, несмотря на юный возраст, руководство министерства доверило мне столь ответственное задание, – рассказывает Алла Михайловна. – Требовалось уточнить ассортимент и объемы всего груза. Номенклатуру товара приходилось вычислять по небольшим сохранившимся фрагментам. А их разметало на сотни метров. Полученные данные нужно было сверять с сохранившимися на берегу документами. Работы было очень много, на сон и отдых времени оставалось крайне мало. Однако с поставленной задачей я справилась. Решением правительства за работу на мысе Астафьева меня наградили медалью «За боевые заслуги». Что касается причин взрыва, то органы госбезопасности рассматривали две версии: диверсия или преступная халатность. А у местных жителей мнение было одно: пароход взорвали враги народа, чтобы омрачить радость от окончания Великой Отечественной войны. Я и сейчас считаю так же…
Существует легенда, что, когда первому секретарю Приморского крайкома ВКП(б) Николаю Пегову доложили о ЧП в Находке, он сказал: «Атеист я, но готов перекреститься – видит Бог, что мы были правы…». Дело в том, что еще в конце 1930-х Пегов, только принявший край, и новый командующий ТОФ, будущий нарком ВМФ СССР Николай Кузнецов настойчиво убеждали Москву в необходимости вынести взрывоопасные грузы за пределы Владивостока. С их подачи еще в довоенное время перевалка взрывчатых веществ через причалы Владивостокского морского торгового порта была запрещена.
Взрыв парохода "Дальстрой"
История «Дальстроя» известна достаточно хорошо. Все началось еще 23 июля 1946 года, когда на причалах мыса Астафьева загорелись склады с аммоналом. Тут стоит объяснить, откуда там взялась взрывчатка, да еще и в таком количестве.
Через Находку в то время шли поставки всего необходимого в Магадан и на Колыму. Северным завозом ведал тогда трест Дальстрой, входивший с систему МВД, которому и принадлежал одноименный пароход (бывший «Генрих Ягода»). Везли продукты и топливо, оборудование и стройматериалы, отправляли по этапу заключенных, но главное – взрывчатку. Тогда шло интенсивное освоение малозаселенных районов Дальнего Востока, но при этом в стране, только-только прошедшей Великую Отечественную, катастрофически не хватало строительной техники, а та, что была, закупалась в США за твердую валюту. Вот и приходилось, где можно, использовать вместо дорогих экскаваторов дешевую взрывчатку (кстати, тоже американскую).
Федор Романович Лифантьев, которому в 1946-м исполнилось 16 лет, вспоминает, что ящики с аммоналом валялись где попало вдоль поселковых дорог. Внешне он похож на рис, так что взрывчатку иногда по ошибке даже пытались пробовать на вкус. Никакого особого контроля техники безопасности при погрузке и транспортировке аммонала не осуществлялось. Работали по принципу «вали кулем, потом разберем», что неудивительно, так как делалось все силами зэков, которых меры предосторожности особо не заботили.
На причале аммонал лежал кучей, которая по непонятным причинам загорелась под вечер 23 июля. К счастью, огонь удалось потушить силами заключенных и вольнонаемного персонала порта.
Пожар потушили, однако кое-где на причале что-то продолжало дымиться.
Утром 24 июля к причалу пришвартовался пароход «Дальстрой». Удивительно, но рядом с ним оказался небольшой спиртовоз, носивший то же самое имя. А ведь есть примета: если два одноименных судна стоят бок о бок – беды не избежать. Так и случилось…
Неприятности начались еще до подхода парохода ко все еще дымившемуся причалу. По непонятной причине дежуривший возле пирса торпедный катер открыл по «Дальстрою» предупредительный пулеметный огонь. Очевидно, командир катера не знал, что у капитана парохода было распоряжение вставать под погрузку.
Начали грузиться. В первый трюм подавали аммонал. Сначала в навал – кучей, а сверху уже в ящиках, всего 750 тонн. В другой успели погрузить 800 тонн пшеницы. Данные о том, что во втором трюме находилось еще и 400 тонн тротила в резиновых мешках, не подтверждаются документами и, скорее всего, не соответствуют истине. Впрочем, как выяснилось, хватило и аммонала…
Наступил обед. Вольнонаемные рабочие порта по большей части разошлись по домам, грузчики из числа заключенных обедали на берегу, экипаж судна – на борту. Капитан «Дальстроя» Всеволод Банкович, собиравшийся во Владивосток, как раз отдавал в каюте последние распоряжения старпому Павлу Куянцеву (написавшему потом книгу мемуаров «Я бы снова выбрал море…»), когда в первом трюме, в котором лежал аммонал, начался пожар. Попытка команды потушить огонь своими силами успехом не увенчалась, и капитан приказал экипажу покинуть судно.
Из первого трюма вырывался огромный столб пламени, нос парохода пылал. В порту была включена тревожная сирена. Зэки-грузчики бросились было к воротам порта, но они оказались перекрыты охраной. Действия охранников были в этой ситуации совершенно правильными. Непонятно еще, чем дело кончится, а вот если разбежится контингент, плохо может стать всем, включая мирных жителей.
Горожане высыпали на улицу смотреть пожар. Моряки 7-го дивизиона торпедных катеров, чьи эллинги располагались на месте нынешнего НСРЗ, собрались на причале. И в этот момент ударил взрыв…
Вопреки легенде, на «Дальстрое» было вовсе не 7500 тонн взрывчатки. Взрыв мощностью в 7,5 килотонн (тактический ядерный боеприпас, почти пол-Хиросимы!) не оставил бы от Находки камня на камне.
Ударной волной (а их было две – воздушная, а следом морская) склады и причалы подняло на воздух. Заключенных, столпившихся у запертых ворот порта, буквально вбило в ограждение, превратив людей в кровавое месиво. В городе вышибло стекла в окнах, в домах на мысе Астафьева посносило крыши. Был частично разрушен барачный поселок Дальстроя. Накатившее мини-цунами обрушилось на берег, качнув торпедные катера в эллингах. Следом на город черным дождем хлынули 1800 тонн мазута из танков «Дальстроя».
Невероятно, но среди моряков судна было убито только 6 человек, причем трое успели отойти почти на километр от эпицентра. Еще двое были ранены. Остальные 42 человека, находившиеся буквально рядом с рванувшим пароходом, оказались в «мертвой зоне» взрыва и отделались ушибами и контузиями. Капитан Банкович погиб.
Спасали всех, кого только можно. Больницы города, в том числе госпиталь для японских военнопленных, весь день принимали раненых и пострадавших. Кто тут зэк, кто военный, а кто гражданский – не разбирались. Сахар и мука из взлетевших на воздух складов белым покрывалом накрыли близлежащие сопки. Время было голодное, и люди ходили собирать эту смесь прямо с земли…
Последствия
Уже 25 июля на стол Сталину легла докладная записка министра внутренних дел Сергея Круглова по факту взрыва «Дальстроя». Из Москвы в Находку срочно выехала комиссия по расследованию во главе сразу с двумя замминистрами МВД Рясным и Мамуловым.
Загадочные пожары и взрывы продолжались. Сразу после взрыва капитан парохода «Орел», так же загруженного аммоналом, потребовал немедленно выгрузить его из трюмов. Баржа, на которую поместили взрывчатку с «Орла», незамедлительно сгорела (обошлось без взрыва). На следующую ночь на путях загорелся вагон с аммоналом. Но апофеоз случился 4 августа, через 11 дней после катастрофы на «Дальстрое». Взорвались склады взрывчатки в районе пади Ободной. На воздух взлетело 6000 тонн (традиционно считается, что 15000 тонн, но это неверно) аммонала и тротила. На месте складов образовались три огромных воронки. К счастью, никто не пострадал.
14 августа Сталин получил очередную записку Круглова с результатами расследования катастрофы, в которой говорилось:
«Во время взрыва парохода "Дальстрой" убито и умерло от ран 105 человек, в том числе военнослужащих - 22, гражданского населения - 34, заключенных - 49; ранено и находится в лечебных заведениях 196 человек, в том числе военнослужащих - 55, гражданского населения - 78 и заключенных - 63». Экономический ущерб составил около 50 млн. тогдашних рублей.
За преступно-халатное отношение к выполнению опасных работ были арестованы и осуждены начальник Приморского управления Дальстроя Кораблин, его заместитель Сафронов, начальник политотдела Трошкин, начальник лагеря Островский, начальник склада Дицик, его заместитель Афанасьев и техник по взрывчатке Чевский. Еще 9 человек попали под арест по подозрению «в злоумышленных действиях».
Итогом работы комиссии стало то, что отныне порты Находки передавались из системы ГУЛАГа в ведомство Морфлота, а поток грузов Дальстроя пошел через Ванино.
Причины катастрофы
Погруженные с грубейшими нарушениями правил безопасности внавал в трюм 7000 тонн аммонала загорелись ещё во время загрузки парохода. Находившиеся в другом трюме 400 тонн тротила под воздействием высокой температуры взорвались, полностью разрушив портовые сооружения на мысе Астафьева и вызвав значительные человеческие жертвы. Часть команды парохода, покинувшая его незадолго до взрыва, оказалась в «мёртвой зоне» и пострадала незначительно. После взрыва парохода «Дальстрой» М. С. Бабиевский, капитан парохода «Орёл», который также был загружен аммоналом, потребовал срочной разгрузки. Баржа, на которую аммонал был выгружен, сгорела во время следствия по делу о взрыве «Дальстроя», а через сутки после пожара на барже сгорел вагон с аммоналом на подъездных путях. Это спасло оставшихся в живых членов команды, которые были признаны невиновными во взрыве.
Последствия
В результате пожара и взрыва в бухте Находка уничтожен пароход «Дальстрой» и все находившиеся на нём грузы в количестве: взрывчатки - 917 тонн, сахара - 113 тонн, разных промтоваров - 125 тонн, зерна - 600 тонн, металла - 392 тонн, а всего на сумму 9 млн рублей; на сгоревших складах Дальстроя уничтожено различных промышленных и продовольственных грузов на сумму 15 млн руб. и взрывчатки на сумму 25 млн руб. Во время взрыва парохода «Дальстрой» убито и умерло от ран 105 человек, в том числе: военнослужащих - 22, гражданского населения - 34, заключённых - 49; ранено и находится в лечебных заведениях 196 человек, в том числе: военнослужащих - 55, гражданского населения - 78 и заключённых - 63.
Разрушения в порту были столь серьёзными, что основная часть грузопотоков, включая перевозку заключённых на Колыму , была перенесена в порт Ванино .
Любопытным последствием взрыва стал двухчасовой «мазутный дождь» - осаждение на земную поверхность почти 2 тыс. тонн мазута , поднятых взрывом в небо.
Воспоминания свидетелей
Оставшийся в живых старший помощник капитана парохода П. П. Куянцев написал книгу «Я бы снова выбрал море…» , которой посвящена этой трагедии.
См. также
Источники
Напишите отзыв о статье "Взрыв парохода «Дальстрой»"
Отрывок, характеризующий Взрыв парохода «Дальстрой»
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.