Звездное небо над нами и нравственный закон внутри нас

//LANGUAGE AND LITERATURE №1(72) BAKI -2010, C.241-246

      Научный способ познания мира- особый, отличный от других. Триста лет назад, заявив устами Лапласа, что наука "более не нуждается в гипотезе существования Бога", ученые, стремясь познать мир, сосредоточили все свои силы и способности на рациональном подходе к объяснению природных сущностей и на эмпирической проверке. При этом, ставя опыты и объясняя их результаты, ученый никогда не рассматривал себя частью исследуемой Природы. Он пытался открыть простые и однозначные законы, позволяющие описать и предсказать любое событие, находясь при этом как бы вне исследуемого им мира, где-то свыше.
     Фактически интеллекту ученого были переданы функции Бога, вытесненного наукой за ненадобностью. Престиж философии, отвечающей на вопрос о смысле бытия, резко упал, зато высоко поднялся престиж прикладной науки, отвечающей на вопросы устройства бытия. Все могущество человеческого ума, свободного от поиска смысла жизни, было направлено на изучение доступного рациональной науке материального мира с единственной целью: создание материальных благ.
     Логически осмысляя мир, рациональная наука упрощает его, так как может что-то постичь, только разорвав единое целое на части и изучив их по отдельности. И ученые разорвали мир на тысячи суверенных наук, ибо времени технического прогресса требовались не философы, объясняющие мир, а люди, его изменяющие, узкие специалисты, досконально знающие только свою, отдельную от других сферу. Это привело к тому, что ученые перестали видеть мир в его целостности, в его объеме.
     Испанский философ Ортега-и Гассет писал по поводу такого специалиста: "Его нельзя назвать образованным, так как он полный невежда во всем, что не касается его специальности. В то же время он в глазах общества не невежда, так как он "человек науки", и знает в совершенстве свой крохотный участок знаний. Его нужно назвать ученым невеждой… эти люди символизируют власть науки и осуществляют реальную власть, формируя общественное мнение. Их варварство непосредственная причина деградации знаний и самого общества".
     И то, что сегодня многие образованные люди, зачастую специалисты с высшим образованием, продолжают отвергать существование незнакомого им мира, объясняется только их невежеством, связанным с узкой специализацией.
     Бернард Шоу по поводу специализации говорил: "Специалист - это человек, натренированный не понимать ничего выходящего за пределы его специальности.....

Наткнувшись случайно на очередной опус от Латыниной - «актуальность Вольтера», где она ничтоже сумняшеся пытается оправдать воинствующих хулиганок словоблудием о путинской России, инквизиции и собственными фантазиями на тему Вольтера, не смог удержаться от ответа.

Огульно обвинив всю христианскую церковь скопом в тоталитаризме, Латынина не удержалась упомянуть Сталина, очевидно без подобных «ключевых слов» можно и не получить второй премии «Защитника слова», учрежденной Госдепом США, на этот раз не от Кондолизы Райс, а от самой Хилари Клинтон.

В голове у Латыниной существует свой альтернативный мир; там нет различий между нынешним православным Патриархом, которому она вменяет в вину наличие неких дорогих часов и к примеру - католическим Папой Александром Борджиа – продавцом кардинальских шапок, отравителем и любовником собственной дочери, ставя знак равно между подобными вещами и совершенно забывая, или может быть специально не обращая внимания на некоторые нюансы, если отбросить разность временных эпох: Патриарх - это епископ, первый среди равных себе епископов, председательствующий на соборе и в синоде. Патриарх - это административная должность, равно как и митрополит, и архиепископ , в то время как: в Католической Церкви на земле главой Церкви, кроме Господа, является Римский Папа, и католики считают его решения в вопросах веры безошибочными (догмат о непогрешимости Римского Папы). а Римский Папа считается так же наместником Христа.

Казалось бы для Латыниной разница и небольшая, но на самом деле какая существенная.

Пускаясь в рассуждения о разнице между христианством и исламом, нещадно утрируя и навешивая ярлыки, и не обращая внимания на многочисленные течения в обоих учениях, популярную журналистку совершенно не трогают чувства верующих, интересно любых конфессий или только православия?

Самым странным образом, навешивая грехи инквизиции православию, грехи римских пап – православным патриархам, промолчим о якобы «сожженном Копернике», которого все-таки исправили на Джордано Бруно, Латынина, все же не стала вспоминать о так называемых «черных мессах», практиках поклонения Люцеферу, присущих западной цивилизации. Также она почему-то упустила из виду «Молот Ведьм» - Malleus Maleficarum – небезызвестный продукт именно западного христианства, грехи которого легким движением руки известная журналистка соизволила приписать и православию.

И может быть не случайно.

Агрессивный атеист Вольтер не может не импонировать Латыниной, даже подозреваю, что она знает, что такое ересь альбигойцев, которых еще называли «добрыми людьми» и как перекликается творчество Вольтера, выпускника иезуитской школы и масона с вероучением катаров. Не даром в свое время во Франции де Сад тот самый маркиз, печатался в одной книжечке с Вольтером: банально, хоть что-то да прочтут..

Масон Вольтер знал наверняка, что именно он делал, разрушая основы тогдашнего общества, громя и оплевывая Церковь, и Французская революция c миллионами жертв, а затем и приход Наполеона и наполеоновские войны это подтверждают...

Впрочем тот же фокус можно увидеть и в начале 20 века в Российской империи, высмеивание Церкви, книжечки- листовочки, падение нравов, "все дозволено, раз Бога нет"..

Латынина бы, а ей подобные на самом деле, и сто лет назад печатали под разными именами в либеральных газетках свои подобные опусы, а сейчас они все либо вымерли в эмиграции, либо считаются "жертвами кровавого режима", хотя почему-то никто не скажет: "если долго вызывать дракона, то стоит помнить, что ты станешь первым его завтраком (с)"

Хотя, может Латынина и полагает, что успеет в свою уютную эмиграцию за очередными 30 серебрянниками...

Иммануил Кант писал, что две вещи приводят его в изумление: звездное небо над головой и нравственный закон внутри нас, что ж звездное небо светит всем, даже латыниным, но, к сожалению «нравственный закон» внутри, оказывается, в том виде, который подразумевал Кант, есть не у всех.

Как там говаривал Кант?

«Всем людям свойственно нравственное чувство, категорический императив. Поскольку это чувство не всегда побуждает человека к поступкам, приносящим ему земную пользу, следовательно, должно существовать некоторое основание, некоторая мотивация нравственного поведения, лежащие вне этого мира. Всё это с необходимостью требует существования бессмертия, высшего суда и Бога...»

Хотя Латыниной, судя по всему, ближе гомосексуалист Фридрих Великий, которого Адольф Гитлер именовал «гениальным героем из Сан-Суси, а идеолог нацизма Альфред Розенберг - «идеалом нордической красоты», в этом столько настоящих западных демократических ценностей.. и главное никакого «путинизма».

Удивительным образом г-жа Латынина показала, что ересь манихеев и катаров-альбигойцев вовсе не исчезла во тьме веков, ее будут изымать из небытия Вольтер, маркиз де Сад и такие вот латынины – жаждущие только одного – внести смуту в души, сбить с толку, запутать и очаровать очередной ересью, прикрываясь «борьбой с режимом» или «свободой слова», забывая, что свобода – не есть синоним слова «вседозволенность».

Кант: «звездное небо надо мной и моральный закон во мне»

Немецкий философ Иммануил Кант (1724 - 1804) родился в небольшом провинциальном городе Кенигсберге (Восточная Пруссия; в настоящее время - российский город Калининград) и провел в нем всю свою жизнь. Большой домосед, он любил тем не менее читать лекции по географии. Со временем они стали знаменитыми и всегда привлекали толпы людей, не принадлежащих к университету. Лекции читались в течение тридцати лет, за Кантом закрепился титул лучшего университетского преподавателя физической географии несмотря на то, что ои никогда не видел гор и, возможно, никогда не видел моря, которое было всего в тридцати километрах. Размеренность его жизни со временем стала местной легендой. По словам поэта Генриха Гейне, Кант «вставал, пил кофе, писал, читал лекции, обедал и ужинал, прогуливался - и все в одно и то же время. И когда Кант в своем сером плаще, с тростью в руке появлялся у дверей своего дома и прогуливался по узкой улочке, засаженной липами, соседи знали, что сейчас ровно половина четвертого. И так он прогуливался взад и вперед во все времена года...». С возрастом Кант становился все более погруженным в себя мизантропом. «Жизнь обременяет меня, - признавался он, - я устал от нее». Он, в частности, писал, что удивлен тем, что «разумный человек мог провозгласить в качестве всеобщего практического закона счастье»; счастье и моральность в основе своей не имеют ничего общего.

До знакомства с философскими идеями Юма Кант писал интересные, но не выдающиеся статьи. Он был одним из тех, кто пытался развить гипотезу о происхождении Солнечной системы из туманностей.

Познакомившись с идеями Юма, Кант, как он сам признавался, «пробудился от догматического сна». Он пришел к мысли, что можно создать философскую (метафизическую) систему, которая дает ответ на деструктивный скептицизм Юма, угрожающий уничтожить метафизику навсегда. Кант опубликовал свой трактат «Критика чистого разума» (1781), являющийся самым важным его произведением. Он согласился с Юмом и эмпиризмом, что нет такой вещи, как врожденные идеи, но одновременно отрицал, что все без исключения наше знание происходит из опыта. Кант выдвинул идею о существовании доопытного знания, причем такого знания, которое является необходимым и которому должен соответствовать сам наш опыт.

Пространство и время, говорит Кант, субъективны. Это наши способы восприятия мира, своего рода очки, которые мы не в силах снять и без которых мы не способны понять опыт. Помимо пространства и времени есть также различные категории, которые мы познаем только силами нашего разума и совершенно независимо от чувств. Эти категории включают в себя такие фундаментальные понятия, как качество, количество, причинность, существование, отношение и т.д. Они тоже своего рода очки, которые невозможно снять.

Мы не способны видеть мир иначе как в терминах качества, количества, причинности и т.д. Однако через эти очки мы можем видеть только явления мира, но никогда не сам по себе мир.

Время, пространство и категории могут быть применены только к явлениям опыта. Если же применять их к объектам, которые не воспринимаются, неизбежно появление антиномий - противоречащих друг другу утверждений, с равной силой доказуемых средствами разума.

Все суждения, которые мы высказываем, говорит Кант, делятся на аналитические и синтетические. Первые истинны независимы от опыта, поскольку утверждаемое ими знание уже содержится в предшествующих понятиях; вторые дают новое знание, не вытекающее из предшествующих понятий, и потому зависят от опыта. Например, предложение «Шар круглый» является аналитическим, так как понятие «круглый» уже содержится в понятии «шар»: шар не может быть не круглым. Но предложение «Шар сияет» является синтетическим: оно говорит о шаре нечто большее, чем заключающийся в исходном понятии «шара» смысл. Синтетическими являются также суждения «Эта лошадь серая» и «Эта лошадь выиграла приз». Априорные суждения являются общими и необходимыми, их нельзя отрицать без логического противоречия. Они должны существовать до всякого опыта.

Различие между аналитическими и синтетическими суждениями было известно задолго до Канта, но он использовал это различие новаторски. Он выдвинул идею, что есть синтетические суждения, являющиеся априорно истинными, т.е. истинными до всякого опыта. Как это, однако, возможно?

Вопрос о возможности синтетического априорного знания - основной вопрос философии Канта. В сущности, возможность такого знания затирает кажущееся первоначально ясным различие между аналитическими и синтетическими истинами. Как всякие научные суждения, синтетические априорные суждения должны быть неопровержимыми общими истинами. Другими словами, они должны иметь ту же самую силу, как и аналитические предложения, хотя и являются синтетическими. И они должны быть совместимыми с опытом, хотя и предшествуют ему.

Кант задает свой основной вопрос применительно к математике, физике и метафизике, т.е. знанию, стоящему «над физикой». Математика имеет дело с пространством и временем. Но пространство и время, в отличие от явлений, на самом деле априорны, т.е. не являются частью нашего опыта. Они - необходимые предшествующие условия всякого опыта. Невозможно иметь никакого опыта без этих «форм чувственности», как называет их Кант.

Предложения физики тоже априорные суждения. Они классифицируют эмпирические суждения и, следовательно, являются синтетическими, но используют при этом понятия, которые даны до опыта, и значит, являются априорными. Эти понятия Кант называет «категориями нашего рассудка». Они очень похожи на пространство и время в математике. «Категории» представляют собой основу нашего знания. Они состоят из таких классов, как качество, количество, отношение (включая причинность) и модальности (такие как существование и несуществование). Они не являются частью нашего опыта, и все же никакой опыт без них невозможен.

В метафизике (философии) верно, однако, противоположное. Она не имеет ничего общего с опытом (ведь она «после физики»). Мы не можем применять категории, подобные качеству и количеству, к метафизике, поскольку они являются условием опытного знания. В этом смысле метафизика невозможна, и Кант отрицает ее.

Делая это, Кант как будто не замечает, что он создает свою собственную, альтернативную систему метафизики. Сам метод, при помощи которого он рассматривает «формы чувственности» (пространство и время) и «категории рассудка» (существование, необходимость и т.д.), является по своей сути метафизическим. Доводы, приводимые против метафизики, применимы и к самим себе: о них невозможно высказывать синтетических априорных утверждений.

Согласно Канту, мы никогда не сможем познать действительный мир. Все, что нами воспринимается, представляет собой только явления. Но то, что порождает паши восприятия, оказывается вещыо-в-себе , всегда остающейся непознанной. Остается непонятным, почему эта вещь-в-себе в чем-то соответствует нашему восприятию. Явление воспринимается через посредство категорий, но они не имеют никакой связи с вещью-в-себе. Она остается по ту сторону количества, качества, отношения и других категорий.

Кант построил этику долга, исходящую из убеждения, что всякая личность - самоцель, и никогда не должна рассматриваться как средство. Основным законом этики является, по Канту, формальное внутреннее повеление, категорический императив. Он требует: поступай только согласно такому правилу, относительно которого ты можешь пожелать, чтобы оно стало всеобщим законом. В качестве примера действия категорического императива Кант приводит правило: не следует занимать деньги. Если бы все брали в долг, то просто не осталось бы денег, чтобы занимать.

Категорический императив казался Канту априорным принципом всех моральных поступков, правилом, определяющим рамки всего нашего этического мышления (практического разума), при этом правилом, не наделенным каким-то конкретным моральным содержанием. Поступать следует в соответствии с долгом, а не в соответствии с чувствами. Необходимо заметить, что не существует единственного морального принципа, из которого вытекала бы вся этика.

В эстетике Кант идет примерно таким же путем, как в этике: он ищет общий априорный, независимый от опыта принцип, который делает возможным одинаковое для всех людей чувство прекрасного.

Кант много занимался проблемами социальной философии. Величайшей задачей человеческого рода он считал достижение всеобщего правового гражданского состояния. На склоне лет он написал трактат «О вечном мире», защищающий федерацию свободных государств, связанных между собой договором, запрещающим войну. После 1933 г. в нацистской Германии идеи, изложенные в трактате, и имя его автора были подвергнуты остракизму.

Кант отвергал все разумные аргументы как в пользу, гак и против существования Бога. Все так называемые «доказательства существования» Бога содержат явные ошибки. Бог не дан нам в опыте, и мы не вправе применять к нему категорию существования. Поскольку понятие Бога является метафизическим, нельзя высказать научного, т.е. проверяемого, суждения о нем: все категории относятся только к опыту. Разговор о существовании или несуществовании Бога - результат неправильного применения категорий. Правительство обвинило Канта в злонамеренном использовании своей философии против Библии, когда обнаружилось, что он отрицает какие бы то ни было доказательства существования Бога. Канту пришлось дать клятву, что он не будет писать и читать лекций на религиозные темы. Он даже написал письмо королю, дав слово, что подчинится этому приказу. После смерти короля Кант, как кажется, уже нс считал себя связанным этой клятвой.

В своей этической теории Капт тем не менее вводит не только постулат о существовании Бога, но и постулат о бессмертии человеческой души. Задача Бога - воздавать всем по заслугам (реализовать принцип справедливости), но не в этом, земном несовершенном мире, а в ином, совершенном мире, где реализуется все разумное, невозможное в земном мире.

«Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это звездное небо надо мной и моральный закон во мне» (Кант И. Соч. в 6 тт. Ч. 1 М., 1965. С. 439-500). Объясните, что имел в виду И. Кант? В чем по И. Канту проявляется пропасть, лежащая между человеком и миром? Сформулируйте нравственный императив Канта.

В этом известном, достаточно поэтически звучащем высказывании: «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, - это звездное небо надо мной и моральный закон во мне» (Кант И. Соч. В 6 тт. Т.4. 4.1. М., 1965. С.439-500), И.Кант выразил разрыв между человеком, человеческим миром и природой, который не может быть преодолен с помощью философии.

Кант отказался от наивного тождества бытия и мышления, он увидел пропасть, лежащую между человеком и миром, осознал трагизм попыток ее преодоления. Уверенность в способности философии найти общие законы природы и мышления для Канта и его более поздних последователей есть лишь проявление непостижимой способности человека выдавать желаемое за действительное, мифологизировать свой жизненный мир.

В «Критиках практического разума» Канте, этими словами раскрывают суть и замысел всей своей философии. «И то и другое, (звездное небо надо мной и моральный закон во мне), мне нет надобности искать, и только предполагать как нечто окутанное мраком или лежащее за пределами моего кругозора; я вижу их перед собой и непосредственно связываю их с сознанием своего существования.

Первое начинается с того места, которое я занимаю во внешнем чувственно воспринимаемом мире, и в необозримую даль расширяет связь, в которой я нахожусь, с мирами над мирами и системами систем, в безграничном времени их периодического движения, их начала и продолжительности.

Второй начинается с моего невидимого я, с моей личности, и представляет меня в мире, который поистине бесконечен...».

Понимание оснований и сути, нравственных правил Кант считал одной из важнейших задач философии. Согласно Канту, человек поступает необходимо в одном отношении и свободно в другом: как явление среди других явлений природы человек подчинен необходимости, а как нравственное существо он принадлежит миру умопостигаемых вещей - ноуменов. И в этом качестве он свободен. Как нравственное существо человек подчиняется только нравственному долгу.

Нравственный долг Кант формулирует в форме нравственного закона, или нравственного категорического императива. Закон этот требует, чтобы каждый человек поступал так, чтобы правило его личного поведения могло стать правилом поведения всех.

Если к поступкам, совпадающим с велением нравственного закона, человека влечет чувственная склонность, то такое поведение, считает Кант, не может быть названо моральным. Поступок будет моральным только в том случае, если он совершается из уважения к нравственному закону. Стержнем нравственности является «добрая воля», которая выражает поступки, совершаемые лишь во имя нравственного долга, а не ради каких-то других целей (например, из-за страха или чтобы хорошо выглядеть в глазах других людей, ради корыстных целей, например, выгоды и т. п.). Поэтому кантовская этика нравственного долга противостояла утилитаристским этическим концепциям, а также религиозно-теологическим этическим учениям.

Количество выпадающих нам страданий прямо зависит от того, насколько мы нравственны. Нравственность - это формула счастья и выживания. Чем меньше нравственности, тем отвратительнее жизнь. Люди придумали много правил, помогающих провести границу между добром и злом. Но еще никому не удалось сделать это лучше, чем Канту в его знаменитом императиве, позволяющем точно взвешивать на весах нравственности любые поступки. Звучит он так: «Человек сам в себе цель и не должен быть средством».

Выражаясь более понятно, это означает: человек выше любых концепций, идеологий, государств; его предназначение никому не известно; никто не вправе его использовать; нравственно лишь то, на что он дает добровольное согласие; всякое принуждение безнравственно; расплата -- страдание, разрушение, вражда. И нигде это не проявляется столь ясно, как в любви и близости. Мы вправе лишь просить и предлагать. Позволив себе манипуляцию, шантаж, давление, мы становимся безнравственными. А значит, обречены расплачиваться. Но самое печальное, что с помощью безнравственных методов мы никогда не попадаем в то светлое завтра, ради которого пускаемся во все тяжкие. Как сказал тот же Кант: «Средства деформируют цель». Так уж устроен мир. Близость, любовь, гармония, блаженство взаимопонимания... -- все самое высокое и заветное в жизни дается лишь в чистые руки.

В кантовском учении о нравственности следует различать «максимы» и «закон». Первые означают субъективные принципы воли данного единичного лица, а закон - это выражение общезначимости, принцип волеизъявления, имеющий силу для каждой личности. Поэтому такой закон Кант называет императивом, т. е. правилом, которое характеризуется долженствованием, выражающим обязательность поступка. Кант подразделяет императивы на гипотетические, исполнение которых связывается с наличием определенных условий, и категорические, которые обязательны при всех условиях. Что касается нравственности, то в ней должен быть только один категорический императив как высший ее закон.

Кант считал необходимым подробно исследовать всю совокупность нравственных обязанностей человека. На первое место он ставит долг человека заботиться о сохранении своей жизни и соответственно здоровья. К порокам он относит самоубийство, пьянство, обжорство. Далее он называет добродетели правдивости, честности, искренности, добросовестности, собственного достоинства, которым противопоставлял пороки лжи и раболепия. Важнейшее значение Кант придавал совести как «нравственному судилищу». Двумя главными обязанностями людей в отношении друг к другу Кант считал любовь и уважение. Любовь он толковал как благоволение, определяя «как удовольствие от счастья других». Участливость он понимал как сострадание другим людям в их несчастьях и как разделение их радостей. Кант осуждал все пороки, в которых выражается человеконенавистничество: недоброжелательность, неблагодарность, злорадство. Главной добродетелью он считал человеколюбие.

«Ничто так не увлекает меня, как звездное небо над головой и моральный закон во мне», - говорил знаменитый немецкий философ Иммануил Кант.
При этом он не только восхищался звездным небом, но и внес такой большой вклад в его исследования, что с ним может сравниться разве что только известная гипотеза Коперника. Имеется в виду развитие Кантом так называемой небулярной гипотезы об образовании планет Солнечной системы из газо-пылевой туманности. Во многом эта гипотеза даже превосходила по значению идею Коперника, поскольку она вносила идею развития в космогонию, в то время как Коперник не выходил за рамки старого механистического взгляда на мироздание.
После небулярной гипотезы, казалось бы, ничто не мешало распространить эту идею - идею развития, становления, превращена одних форм в другие - на все другие природные явления. Ведь если даже такие, на первый взгляд, «вечные» вещи как Земля и планеты, являются продуктом эволюции, то есть постепенного образования из каких-то других форм, то что уж говорить обо всем, что находится на Земле - живом и неживом.
Но, как ни странно, идея развития не только, если в этом случае можно позволить себе каламбур, не получила развития в других науках, но и сам Кант потерял интерес к «звездному небу» и сосредоточился на исследовании если не «морального закона», то такой тонкой вещи как способность человеческого мышления адекватно отражать внешний мир. Причем, в результате этих исследований он приходит к весьма неутешительным выводам, опираясь на которые, он отказывает человеческому разуму в способности познать мир таким, каким он есть - не только «звездное небо», но, собственно, и «моральный закон».
В чем причина такого позорного финала пути познания, который начался так триумфально? Почему Кант становится агностиком? Этот вопрос тем важнее, что современная наука очень часто перенимает у Канта именно агностические тенденции, а не его умение формулировать гениальные гипотезы и ставить перед наукой перспективные задачи.
Что же общего между современной наукой и Кантом?
Что касается достижений как современной науки, так и Канта - то общего между ними ничего нет. Напротив, они в своих достижениях демонстрируют полную противоположность: насколько бедной знанием фактов была наука во времена Канта, столь же современная наука является бедной в плане «способности суждения», т.е. критического мышления, мастером которого был великий философ.
И именно эта противоположность в достижениях легко объясняет их совпадение в недостатках. Если даже великий мастер критического мышления Кант не смог преодолеть характерный для материализма XVIII века эмпирический подход к пониманию природы, то стоит ли этого ждать от невероятно доверчивой и очень наивной в вопросах мышления современной науки?
Вряд ли вы найдете современного ученого, который бы выразил хотя бы малейшее сомнение в том, что субъектом познания выступает отдельный индивид, а мышление - это функция мозга, который выделяет мысль если и не подобно тому, как печень выделяет желчь, то уж точно так, как компьютер выдает переработанную информацию. Что же касается объекта познания, то если и будут такие ученые, которые сомневаются в том, что им выступает вечная и неизменная природа, законы которой необходимо познать путем обобщения данных наблюдений, то только в пользу того, что вопрос о существовании природы вне наших ощущений остается открытым, а значит, объектом научного познания являются ощущения сами по себе, или теории, которые придумали ученые на основе этих ощущений.
Современный ученый, который считает просто делом чести относиться свысока к философии, не может понять, что предметом науки выступает не природа сама по себе, а, как выразился бы Маркс, очеловеченная природа, то есть, природа в той мере, в которой она включена в человеческое деятельность. Эта идея позволяет сформулировать требование включения практики в теорию познания. Не категории практики, а живой общественной предметно-преобразующей практики, причем, взятой каждый раз не абстрактно-индивидуально, а конкретно-исторически.
Но для того, чтобы это включение пошло на пользу науке, надо было еще понять, что и субъектом практики является не отдельный индивид, и сущность человека есть «не абстракт, присущий отдельному индивиду, а совокупность всех общественных отношений».
После этого становится понятным, что познавая природу, мы тем самым познаем самих себя. Или, наоборот, познать природу мы можем, только рассмотрев ее через призму производства человеческой сущности. Иными словами, звездное небо действительно находится значительно ближе к нам, чем полагал Кант. Оно тоже находится «внутри нас», как и нравственный закон. И так же, как нравственный закон, его надо искать не внутри тела человека, а «внутри» человеческого общества, которое, изменяя природу вокруг себя, изменяет самого себя.
Глядя на звездное небо, человек всматривается тем самым в свою собственную душу. Конечно, не в мистическую душу христианства или восточных религий (современные ученые очень любят мистику), а во вполне реальную душу реального человека, нашего современника, который, несмотря на все старания господствующей ныне идеологии всячески «заземлить» его, превратить в тупое бездушное орудие процесса оборота капитала, в простую профессиональную функцию, в «экономического человека», еще далеко не полностью утратил способность «тянуться к звездам» и прорываться к ним «через тернии». Ведь далекие звезды издавна служат людям не только для ориентации в пространстве и во времени, но и ориентиром для выбора их жизненного пути и пути развития общества в целом.