Ли демократия. Есть ли в россии демократия
1 июля 2014, 15:37
Да ладно и у нас в России тоже демократия, как и в хохлоУкраине, только разные уровни и свои особенности.
Демократия, это живой процесс организации общества
. Живые же процессы постоянно колеблются от одного уровня чего-то, к другому, и только мёртвые процессы неподвижны.
Демократия такой способ управления обществом, когда народ выбирает правящую элиту и
Уровень независимости этого процесса может быть любым, зависящим от состояния этого общества, и влияния, окружающих его других обществ.
А потому вопрос статьи, есть ли демократия или нет - бессмыслен.
Речь может идти только об уровне демократии.
Достаточный или нет уровень демократии, в той или иной стране.
Демократия, в разной степени существует во всём мире, за исключением наверно только КНДР.
А вот демократии, в достаточной степени нет нигде,
Одним Пендосия мешает, другим финансовые проблемы, да и не перечислить всего, что мешает безраздельной и независимой воле народа, в выборе правящей элиты.
А засранные мозги у некоторых комментаторов МП, это от неправилного процесса дефекации, когда кал не через анальное отверстие выходит, а через ротовое.
Лечится Вам надо.
3 -3 0
Юрий Мартыщенко ответил на Виктор Князев 2 июля 2014, 14:04 Ну уж что так-то обречённо, господин Князев. Например новосибирцы не только представительной демократией избрали мэром представителя КПРФ. Но и с мая 2008 года осваивают прямую демократию и свою непосредственную власть параллельно и конкурентно представительной, развернув ненасильственное, цивилизованное, строго конституционное, интеллектуальное давление на Президента РФ и формирование дополнительных к президентским гарантиям, собственных, независимых от президентских, гарантий конституционности, распределённых непосредственно в народе, на сегодня, уже за сотни тысяч новосибирцев и перебрасывающийся на другие города РФ потоком письменных требований, от каждого лично, к Президенту РФ: «Я, как гражданин РФ, обладающий конституционным статусом носителя суверенитета РФ и носителя верховенства власти в РФ, приказываю Вам, господин Президент РФ, как должностному лицу РФ, поручить разработать законопроект о приватизации долей всех граждан РФ во всех природных ресурсах нашей страны для всех граждан РФ и всех последующих со дня их рождения без права купли-продажи, наследования и дарения и с автоматической передачей всех этих
0 0 0
Юрий Мартыщенко ответил на Юрий Мартыщенко 2 июля 2014, 14:15 приватизированных долей природных ресурсов в аренду государству РФ для продолжения профессионального использования и распоряжения всеми природными ресурсами, ставших собственностью граждан РФ, за ежегодную арендную плату из расходной части бюджета РФ под названием закона о Природной Ренте и её производной: прижизненном капитале, накапливаемого ежегодными арендными платами. Далее инициировать процедуру рассмотрения законопроекта в ГД РФ. Прижизненный капитал расходовать гражданам РФ строго безналично на социально важные цели, устанавливаемые государством РФ и одобренные непосредственной властью большинства граждан РФ. Допускается варьировать эти социальные цели исходя из стратегии развития РФ, ситуационной конъюнктуры, возрастов граждан РФ и блокированием от расходов пропорционально накапливающуюся страховую неприкасаемую долю прижизненного капитала на нетрудоспособный возраст граждан РФ, устанавливаемый ими самостоятельно по заявительному принципу после 60 лет», с прицелом на расширения числа требовательщиков до десятков миллионов с возможностью трансформации его (давления) в лавинообразный процесс образования волеизъявления
продолжение в нижележащем блоке
0 0 0
Юрий Мартыщенко ответил на Юрий Мартыщенко 2 июля 2014, 14:16
Так много споров, речей, лозунгов посвящено идеям демократии. А существует ли она вообще?
В ряде стран, когда проходят так называемые «демократические революции», заявляют о необходимости создания либерально-демократического государства, в котором приоритетом будут права человека, а легитимным источником власти – народ. Но посмотрим правде в глаза: существует ли хоть в одном либерально-демократическом государстве власть народа? Вроде бы так много говорится о власти народа, но почему же народ не правит?
Для всех либерально-демократических стран присущи общие элементы: власть по закону принадлежит народу, но основными органами государственного управления являются разнообразные палаты депутатов. Депутаты, лидеры стран, министры – эти люди владеют определёнными полномочиями. Народу якобы принадлежит власть, но эту власть народ осуществляет через представителей. А представители эти принадлежат к классу олигархии (буржуазии).
Буржуазия (олигархия) в современных странах диктует свои условия рабочим с помощью законов. И это теперь называется «демократией». Олигархи-буржуи и стали тем «народом», который является легитимным источником власти.
Буржуазная демократия гарантирует права и свободы. В либерально-демократическом обществе каждый может свободно деградировать, у каждого есть свобода слова. Но какая может быть свобода у безработного или нищего, который вынужден искать средства, что прожить или даже прокормить семью? Какая может быть свобода у миллионов людей рабочего класса, которые эксплуатируются буржуазией? Какая может быть свобода у людей вообще в обществе, основанном на власти денег – на власти капитала? Нет, никакой не может быть свободы у этих людей! Права и свободы, особенно личные, прописаны на бумаге! Буржуазная демократия существует для контроля пролетариев! Им даются какие-то гарантии. Люди вроде бы имеют право на доступную медицину, образование и т.п., но в реальности это право не осуществляется. Люди вроде бы имеют право на управление своей страной, но реализуется это право только для представителей класса олигархии. Буржуазия придумала либеральные свободы, чтобы освободить себя от ответственности. Она узаконила экономическую эксплуатацию, сделала упор на «личных» правах, запустив процесс деградации общества.
Выходит, что буржуазная демократия – это открытая диктатура олигархии (буржуазии), которая осуществляется с помощью законов. Людям предоставляют право раз в несколько лет выбрать представителей олигархии (буржуазии), которые будут эксплуатировать их же самих. Буржуазия (олигархия) создала своеобразный политический рынок, в условиях конкуренции которого простому рабочему, крестьянину или интеллигенту не прорваться в органы управления. На этом рынке всем заправляют деньги. Чем больше денег – тем больше власти. Пролетарский класс оказался вытеснен из этого рынка.
Исходя из вышеуказанного, можно сделать вывод: либеральная демократия вовсе не является народовластием. Отдельный класс подменил понятия и установил свою диктатуру. Олигархи диктуют свои условия обществу, при этом гарантируют на бумаге разнообразные права и свободы.
А можно ли построить демократическое государство?
Сегодня капиталисты всех стран делают всё возможное, чтобы не допустить строительства демократического государства. Они подменивают настоящую демократию – народовластие, при котором каждый человек должен иметь право на управление своей страной, - на фальшивую, «буржуазную» демократию. В центр человеческих отношений капиталисты ставят не совесть человека, а капитал (деньги). Именно капитал разлагает общество на классы, после чего класс капиталистов угнетает другие классы.
Капиталисты разрушили Советский Союз, Джамахирию в Ливии. Всё это они сделали с единой целью: не дать коммунистам, социалистам, пролетариату построить демократическое государство.
Лозунг «Власть – советам», который активно использовался Владимиром Ильичём Лениным (Ульяновым) актуален до сих пор!
Демократическое государство – это государство, где реальная власть принадлежит народу. Структурным элементом демократического государства должны быть не партии, как это сейчас при буржуазной демократии, а советы! Именно советы должны сыграть важную роль в управлении государством!
Только те государства, в которых власть народа реализуется через советы, в которых может принять участие каждый (!) человек, можно назвать демократическими! Остальные же государства, в которых власть передаётся определённым представителям, не являются демократическими: в них власть принадлежит буржуазии.
На тему: «Демократия в современном мире»
По дисциплине: «Политология»
Выполнила:
Студентка 1 курса 4 группы
Очно – заочного отделения
Факультета ветеринарной медицины
Киселёва Надежда Викторовна
№ зачётной книжки: B/B13077
Работа проверена
«___» ________________2014 г.
Преподаватель:
Тихомиров Никита Владимирович
Москва 2014г.
Введения
Заключения
Введения
Демократия является формой правления, при которой все граждане участвуют в управлении государством и принимают на себя ответственность перед обществом либо непосредственно, либо через своих свободно избираемых представителей. Демократия представляет собой совокупность принципов и практических мер, защищающих свободу человека. Демократия - это институционализация (введение в законные рамки) свободы
Демократия
Демократия (др.-греч. δημοκρατία - «власть народа», от δῆμος - «народ» и κράτος - «власть») - форма правления, при которой граждане лично или через избранных представителей осуществляют право принятия (политических) решений. Демократия основывается на признании народа в качестве источника власти и предполагает власть большинства, равноправие граждан, верховенство закона и т.д. При непосредственной демократия основные решения принимаются самими избирателями (напр., посредством референдумов), при представительной демократия решения принимаются выборными учреждениями (напр., парламентами). Форма правления, где власть большинства реализуется в рамках конституционных ограничений, гарантирующих меньшинству осуществление определенных индивидуальных или коллективных прав (таких, напр., как свобода слова, вероисповедания и т.д.), называется либеральной, или конституционной демократией.
Права человека, демократия и свобода в современном мире.
«Нет человека, который не любил бы свободу, но справедливый человек требует ее для всех, а несправедливый – только для себя». Эта фраза принадлежит Карлу Людвигу Бёрне (Karl Ludwig Börne), немецкому мыслителю и публицисту, защитнику доктрины свободы человека, равенства всех перед законом и демократической справедливой формы правления.
Сегодня уважение прав человека и демократических норм – одно из основных показателей, по которым оценивается степень развития общества и государства. Многие страны мира ставят вопрос уважения прав человека во главу угла своей внешней политики, существует ряд влиятельных правозащитных международных неправительственных организаций.
сегодня такие понятия, как «демократия» и «права человека» в международном масштабе часто обесцениваются. И это не может не волновать. Идея прав человека перестаёт быть тем маяком, на который ориентируются страны, где происходят экономические и политические перемены. Эта идея перестаёт быть абсолютной, неоспоримой и авторитетной ценностью.
есть основания утверждать, что в современном мире происходит отход от основ демократии и обесценивание идеи прав человека, что можно объяснить тремя причинами.
Во-первых, в некоторых странах не хватало предпосылок для самоорганизации общества, для развития гражданского общества, для укоренения идеи прав человека. Поэтому властные элиты установили там нераздельную власть. Эти элиты отвергают универсальные принципы уважения человеческого достоинства и гуманизма. Бывает, что не выполняются даже самые минимальные стандарты, а любая критика воспринимается как посягательство на государственный суверенитет и вмешательство во внутренние дела.
Во-вторых, приводя в пример определенный экономический рост в таких государствах, как Китай, Россия или Беларусь, авторитарные правители по всему миру претендуют на то, что можно модернизировать экономику без политического плюрализма, демократии и уважения прав человека. Они не желают делиться властью с обществом, которое подвергается воздействию массовой пропаганды со стороны монополизированных государством средств массовой информации. Например, экономические трудности, вызванные проблемами перехода к рыночной экономике, во многих пост-советских государствах были ошибочно интерпретированы как результат первых демократических преобразований. Это привело к тому, что часть людей осознанно выбрала и продолжает поддерживать недемократические методы управления страной.
В-третьих, государства, которые выступали в роли защитников прав человека и демократии на планете, иногда давали, к сожалению, примеры непоследовательности в своих действиях и отхода от собственных фундаментальных принципов. Такие действия, как война в Ираке, существование тюрем с недопустимыми условиями содержания заключенных, широкомасштабное развитие торговых отношений с явно недемократическими странами, создали почву для обвинений в двойных стандартах и в выборочном применении норм со стороны западных демократий. Когда права человека нарушаются правительствами стран, наиболее активных в их отстаивании, то у авторитарных правителей появляется удобный предлог для полного пренебрежения и игнорирования общепринятых стандартов.
Современная демократия
Современными западными политологами демократия не рассматривается как власть народа, который определяет суть осуществляемой государственной политики. Демократия, по их мнению, - это система правления, считающаяся с волей народа, которая выражается в момент выборов правящей элиты.
Отечественная политическая наука решает данный вопрос иначе. Согласно ей базовыми принципами демократии являются:
народный суверенитет, т. с. первичным носителем власти выступает народ; всякая власть исходит от народа и делегируется им;
свободные выборы представителей в органы власти на oграниченный срок;
политический плюрализм;
гарантированный доступ всех социальных групп к политическим институтам;
контроль представительных институтов за работой правительства;
устранение политических привилегий для отдельных общественных групп и категорий граждан, учреждений и органов управления.
Принципы демократии:
принцип народного суверенитета, согласно которому единственным источником высшей политической власти при демократии выступает народ
свободные выборы представителей власти всех уровней, включая право на отстранение от власти тех из них, которые не оправдали доверия избирателей
участие граждан в управлении делами государства с использованием механизмов как прямой (непосредственной) демократии, так и демократии представительной (опосредованной)
конституционализм, при котором обеспечивается рационально-правовой характер организации и функционирования государства и равенство всех перед законом
наличие оппозиции, которой гарантируется право на легальную политическую деятельность и право сменить у власти, по итогам новых выборов, старое правящее большинство
принцип разделения властей, в соответствие с которым одна власть сдерживает другую, исключая возможность узурпации всей полноты власти одной из них.
В зависимости от того, как народ участвует в управлении, кто и как непосредственно выполняет властные функции, демократия делится на:
представительную.
Прямая демократия
Прямая демократия - это непосредственное участие граждан в подготовке, обсуждении и принятии решений. Такая форма участия доминировала в античных демократиях. Сейчас она возможна в небольших населенных пунктах, общинах, на предприятиях и т. п. при решении вопросов, не требующих высокой квалификации. Плебисцитная демократия - это вид прямой демократии, который также подразумевает непосредственное волеизъявление народа. Однако здесь влияние граждан на процессы властвования ограничено. Они могут посредством голосования только одобрить или отвергнуть проект закона либо другого решения, который подготовлен правительством, партией или инициативной группой. Такая форма демократии допускает возможность манипулирования волей граждан с помощью двусмысленных формулировок вопросов, выносимых на голосование.
Представительная демократия Представительная демократия - ведущая форма политического участия граждан в современных политических системах. Ее суть - опосредованное участие субъектов в принятии решений. Граждане выбирают в органы власти своих представителей, которые призваны выражать их интересы, от их имени издавать законы и отдавать распоряжения. Такая форма демократии необходима в условиях огромных социальных систем и сложности принимаемых решений.Для демократической жизни общества важно не только кто правит, но и как правит, как организована система правления. Названные вопросы определяет конституция страны, которая многими людьми воспринимается как символ демократии.
Общими признаки демократии как современного конституционного строя и режима функционирования политической системы являются:
Признание народа источником власти в государстве. Власть народа выражается в том, что он посредством выборов формирует государственную власть и участвует в ее осуществлении прямо (с помощью референдумов, местного самоуправления, а также, главным образом, через выбираемые им представительные органы); - периодическая выборность и сменяемость центральных и местных органов государственной власти, их подотчетность избирателям;
Провозглашение и реальное обеспечение прав и свобод человека и гражданина. Особое значение для полноценного функционирования демократической политической системы имеет гарантированность прав граждан на участие в управлении государством – избирательного права, права на создание политических партий и других объединений, свободы слова, мнений, права на информацию и т.п.;
Принятие решений большинством и подчинение меньшинства большинству при их осуществлении;
Демократический контроль общества над силовыми структурами, используемыми только по прямому предназначению и строго в рамках законов;
Доминирование методов убеждения, согласования, компромисса; отказ от методов насилия, принуждения, пресечения;
Реальное осуществление принципов правового государства, в том числе принципа разделения властей.
Профессор Зоран Аврамович принадлежит к кругу очень известных сербских интеллектуалов, и на протяжении десятилетий он с успехом занимается политической философией и современной теоретической мыслью. Автор утверждает, что острой проблемой является сама современная демократия, ее двойственная природа, проявляющаяся, в том числе, в двуличии и «двойных стандартах». По большей части, речь идет о проблемах, которые западные демократии создают в других государствах, а не в своих внутренних делах. Навязывание «двойственных стандартов» неизбежно приводит к применению силы против демократически избранных народом правительств. В книге рассматриваются актуальные противоречия современной демократии на основе взглядов крупных теоретиков и мыслителей: Токвиля, Шпенглера, Поппера, Кина, Бобиа. Книга представляет собой значительный вклад в понимание современной западной демократии. Она указывает на различия между ее внутренними и внешнеполитическими решениями и действиями заинтересованных сторон, а также на практический опыт использования оружия против тех государств, которые, по мнению некоторых западных стран, являются «неугодными».
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Демократия и бомбардировки. Есть ли будущее у демократии? (Зоран Аврамович, 2017) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .
Демократическая колонизация мира и проблема свободы
В XIX веке культуру и политику определяли цивилизация, прогресс, капитализм, социализм. Токвиль уже был политическим философом, когда в 1848 году в предисловии к двенадцатому изданию своей «Демократии в Америке» написал, что демократия в мире наступает неумолимо и в массовом порядке. Но уже на следующей странице он, говоря о Республике во Франции, различает «демократию свободы» и «демократию тирании». В этом понятийном различии можно обнаружить не только восторг, но и проблески сомнения в демократическом воздействии Провидения.
Мы живем в нашем времени под знаком демократии. Громче всех звучат голоса тех интеллектуалов и политиков, которые обращаются к миру с единственным лозунгом – мир будет демократическим, или его не станет. В поисках разгадки тайн истории поспешно отбрасывается (коммунистическая) мечта о новом обществе и начале новой истории, и еще быстрее распространяется программа демократической организации мироустройства. Демократия стала волшебным словом, а волшебников, произносящих это слово, становится все больше и больше.
Неужели человечество нашло в демократии свою точку опоры?
Всеобщее увлечение демократией не должно усыпить критическую мысль. Она должна внести в повестку дня демократической дискуссии обсуждение комплекса глобального наступления демократии, а также организационно-политические методы, с помощью которых реализуется эта стратегия.
Духовное смещение внимания на организационные рамки демократии – внутри- и межгосударственные, вызывает предположение, что пространство идей, ценностей и знаний о демократии перенасыщено, и настало время приступить к ее практической универсализации. В этом деле высшим авторитетом является ООН. Эта организация самым решительным образом переносит классическую связь демократии с формой государственной конституции в область международных правил демократизации. Это общее положение в свое время высказал первый человек в системе ООН. В 1993 году в статье для «Le Monde diplomatique» Бутрос Гали точно изложил, как именно дипломатия видит демократию и права человека – их цели и инструменты. Оправдание этой новой роли ООН видит в необходимости воспрепятствовать нарастающей волне национализма малых народов и росту нетолерантных отношений между гражданами внутри некоторых стран.
Анализируя стратегию демократической дипломатии и прав человека, особое внимание следует обратить на предлагаемые инструменты, а не цели, поскольку именно средства раскрывают природу политики. Бутрос Гали форсирует применение четырех инструментов: 1) мандат «голубых касок» определяет их миссию в примирении конфликтующих наций и в консолидации демократии в определенном государстве; 2) ООН предлагает правовую помощь в организации выборов, а также помощь в изменении менталитета посредством приспособления институтов, обучения демократии и подготовки государственных кадров – армии, полиции, судов; 3) ООН организует миссии доброй воли с целью оказания помощи в разрешении кризисов; 4) ООН употребляет силу для защиты демократии и прав человека.
Мысль ясна: демократия и права человека – цель, к которой следует стремиться всем народам мира. Такая стратегия мировой дипломатии должна стать предметом критического исследования не только с концептуальной точки зрения, но и с учетом перспективы нынешнего политического опыта.
Во-первых, касается ли вопрос определения демократии организации, включающей такие разные страны? Кто организует в ООН вербальные игры вокруг демократии? В истории ООН демократические государства всегда были в меньшинстве: стабильные демократические страны находятся в Западной Европе и в Северной Америке. Такое различие в истории демократий демонстрирует фактическое доминирование евро-американской модели. Политическая картина мира демонстрирует экспорт демократии в мир, вмешивающейся не только во внутреннее устройство государств, но и в процесс возникновения новых стран (бывшая Югославия). Глобализации демократии можно противопоставить один этический аргумент: изменение менталитета с целью внедрения демократии фактически является нападением на достижения культурной истории сообщества. Это отягощается и претензией на универсализацию языка, избранного для определения демократии.
Самый серьезный приговор дипломатии демократии и прав человека касается силового инструмента. Во-первых, демократия как мирная борьба за власть отрицает применение силы. Если международная организация одобряет насилие с целью распространения демократии, то она лишает легитимности суверенитет государства и выдает свое политическое насилие за защиту прав человека и демократии. Насильственное осуществление глобальной демократизации наиболее ярко продемонстрировал процесс разрушения СФРЮ многонациональными силами. Заигрывание с силой продолжается: во время вооруженного мятежа косовских албанцев Мадлен Олбрайт требовала от администрации США запретить Белграду применение армии и полиции в случае возникновения кровавых инцидентов в Косово! Иными словами, Сербии отказывали в праве на самооборону.
Дипломатия демократии и прав человека избегает столкновения с последствиями, в которые не следует слишком углубляться. Глобализация демократии – путь к созданию новых национальных государств. Мир третьего тысячелетия будет состоять из нескольких тысяч стран.
Формы демократического экспансионизма
Новая дипломатия демократии и прав человека встраивается в региональные политические документы. Первым этот шаг совершила Европа. В Хартии ОБСЕ, принятой на саммите в Париже в 1990 году, раздел о демократии сформулирован безальтернативно, в виде обязательств, которые необходимо исполнять. (Его содержание смотрите в предыдущем тексте).
Подобные декларации, кроме защиты возвышенных ценностей демократического порядка, успешно умалчивают об индивидуальности демократических институтов, а ведь именно в этом и состоит основная проблема процесса глобализации демократии. Можно согласиться с утверждением, что, как говорится в Хартии ОБСЕ, демократия – единственная система управления в европейских странах. Проблема, между тем, состоит в том, являются ли правовые и политические последствия такого утверждения одинаковыми для всех стран? Другими словами, до какой меры законное формирование демократических институтов может выдерживать влияние национальной политической культуры и традиций?
Любое нормирование политической жизни, а особенно глобальное (наднациональное), требует жертв, больших и малых. В этом процессе независимость, национальная свобода, автономия, достоинство отдельного государства могут превратиться в устаревшие категории. Демократическая колонизация мира оголтелым и радикальным способом пересматривает понятия национальной свободы и независимости, стирая тем самым историческую позолоту с этих понятий, существовавшую на протяжении всей человеческой культуры. Другим негативным последствием возведения демократии в политический абсолют является прикрытие международных интересов демократической формой.
Два примера более всего иллюстрируют, как нормативная демократия подавляет государственную независимость и свободу.
Демократия неотделима от прав человека и свободы. В текущей политической жизни отдельных стран все индивидуальные права обеспечиваются коллективными национальными понятиями и автономно установленными интересами народа и граждан. То, что в одной демократической стране считается правом личности, в другой стране не признается. Следует ли из этого обязательное судебное навязывание ценностей одной или другой стране? Нет. Но это не значит, что одна из этих стран не станет обвинять другую в неуважении демократии, или даже в ее отсутствие.
В райском саду европейской демократии уже завтра вопрос сексуальной свободы может стать камнем преткновения. Распространение сексуальных свобод и прав в некоторых государствах признано в форме супружеских отношений между однополыми парами. В других странах гомосексуальные браки запрещены законом. Глобализация демократии создает обстановку, в которой страны, признающие гомосексуальный брак (например, США), обвиняют государства, не считающие такую связь законной, в том, что они лишают граждан сексуальной свободы.
Структурно схожую проблему следует ожидать в случае различного понимания контроля за рождаемостью в отдельных странах. Страны, столкнувшиеся с огромными темпами естественного прироста, вынуждены контролировать темпы рождаемости, в то время как страны с отрицательным естественным приростом должны стимулировать популяционную политику.
С аналогичными проблемами мы сталкиваемся, когда возникает проблема прав женщин в странах с шариатским правом. Является ли борьба за их права предметом международных демократических норм, или же это автономное политическое право исламских государств с законами шариата?
Схожие политические явления могут стать предметом радикально различающегося толкования и различных ценностей. Выражение протеста против правящего режима в одной стране должно строго следовать законной процедуре, в то время как в другой стране охранители демократии могут провоцировать незаконные протесты и демонстрации. Разница в таком подходе вызвана политическими интересами, которые декларативно провозглашаются демократией.
Примеры конкретно исторических решений нрав человека и свобод – настоящий тест для проверки пригодности демократических деклараций. Всеобщее принятие демократических норм и ценностей не означает унификации демократической практики. Проблема в том, что эти практические демократические различия могут быть употреблены для усиления влияния и интересов неких государств, а в случае конфликтов они оцениваются как спор между демократическими и недемократическими странами. Демократические философы никак не могли предвидеть, что демократия есть не только возможность проявления политического разума, но она так же служит бурному проявлению политических страстей. По такой формуле власти поступают и специалисты, и дилетанты. И с ее применением цена национальных интересов, свобод и независимости становится невысокой, но очень дорогой.
Демократию как международный инструмент подтвердил политический кризис в Сербии после союзных и местных выборов 17 ноября 1996 года. В тех событиях отчетливо проявилась игра внешнеполитических интересов, замаскированная под демократические требования. В открытых выступлениях правительств и СМИ демократических государств вновь прозвучала мысль о насилии как повивальной бабке демократии.
Между тем, политические события в Сербии в большей степени говорят о видимых противоречиях глобальной демократии, чем о сути ее внутреннего политического кризиса. Ниже мы рассмотрим три парадигмы политических требований.
Высшие государственные авторитеты США потребовали от президента Республики Сербии «начать диалог с оппозицией, учесть результаты выборов и уважать свободу печати», в противном случае будет «предпринято введение новых санкций против Сербии» («Возможно возвращение санкций», Blic, 10.12.1996).
Военная организация НАТО осудила в Брюсселе сербское правительство (выделено мною – З. А .) за «игнорирование результатов местных выборов и потребовала от президента Милошевича переменить решение» («Отменить решение по результатам выборов», Blic, 11.12.1996).
На саммите ЕС в Дублине в 1996 году Карл Бильдт заявил: «Мы не позволим Югославии стать носителем идеи, которая в истории Европы давно выброшена в мусорный ящик» (Blic, 16.12.1996).
Приведенные цитаты недвусмысленно выражают политические намерения, их форма такова, что вопрос будущего демократического универсума становится неясным.
Проблема итогов местных выборов сознательно распространяется на другие вопросы, и это обстоятельство позволяет сделать вывод, что в структурных мотивах требований имеют место некие иные интересы. Одна группа государств (или одна страна) присваивает право международной организации ООН угрожать введением санкций. Военный союз другой группы государств назначает ответственным сербское правительство, а не суд, который принял решение об отмене результатов выборов. Деятель ЕС выступает в роли цензора, который позволяет или запрещает идеи.
Прежде чем рассмотреть легитимность демократических угроз (в этих событиях Сербия стала объектом эксперимента, завершившегося бомбардировками НАТО в 1999 году), следует напомнить факты.
В каждом демократическом государстве выборы регулируются законами, которые могут быть отличными или недостаточно хорошими. В Сербии кризис после выборов 1996 года разразился из-за права суда стать арбитром в разрешении жалоб сторон, участвовавших в выборах. Можно согласиться с неудовлетворительной оценкой законов, но из этого следует возможность их позитивного пересмотра. Так же обстоят дела и с диалогом власти и оппозиции. В Республике Сербии существуют власть и оппозиция, а какими будут их взаимоотношения – дело их автономной воли и форм политического поведения. Замечание о свободе печати сделано в тот момент, когда в Сербии выходило больше ежедневных и еженедельных газет оппозиции, чем находящихся под контролем власти. А когда речь заходит об идеях в Сербии, то какие из них могут быть позволены, а какие запрещены под угрозой международных санкций?
Помимо всего прочего, демократическому порядку в Сербии угрожают политические деятели и организации, в которых Сербия не состоит. Сербия не была ни членом ЕС, ни членом пакта НАТО.
Зададимся вопросом, какая же особенность демократии в Сербии подверглась опасности в такой степени, что потребовалось международное (европейское) вмешательство и угрозы в адрес сербских политических институтов и населения, что и было осуществлено позже. Факты подтверждают, что основные институты демократии в Сербии существовали. Анализируемая критика и угрозы были демократическими только в пропагандистском плане, фактически же существовало желание добиться персональных изменений в политической жизни, и тем самым изменить политику страны так, чтобы она соответствовала желаниям этих защитников демократии, которые сегодня экспериментируют с другими странами.
Демократия как инструмент согласования международных интересов все больше подавляет традиционное понимание демократии как средства реализации свободы и независимости человека и народа. В своем новом значении демократия стоит перед огромным искушением использовать последнюю идею толерантности в отношениях между людьми и народами для навязывания прагматических интересов развитых стран, в результате чего она может превратиться в выжатый лимон.
Распространение демократии под угрозой военных союзов и международных санкций непосредственно поражает выстроенные историей значения и институты национальной политической культуры. Форсированная глобализация демократии применяет стратегию отмены мирового политического релятивизма, а это есть не что иное, как пропаганда превосходства высших политических культур над низшими. Демократический колониализм воленс-ноленс пренебрегает имманентными целями политического релятивизма. Вместо изучения политических культур, понимания различного политического опыта и значения и восприятия политических знаний, ускоренными темпами навязывается конструкция политической системы, которая коренится в долгой истории западноевропейской цивилизации.
Универсализация политической модели, пусть даже модели демократической политической культуры, непременно столкнется с вопросом политической идентичности каждого народа. Каждое национальное сообщество на протяжении прошлых веков выстроило собственное понимание власти, авторитета, интересов, свое отношение к иностранцам, и в первую очередь – понимание достоинства, морали, свободы, справедливости. Если мы примем суждение Макса Вебера о понятии демократии в Америке, тогда ключевым критерием становится личное восприятие. Молодой американец «уважает только то, чего может достичь индивидуум своим личным трудом» (Вебер, 1969:179). Такое понимание демократии неприменимо в культурах с выраженными обычаями коллективизма, или в которых материальные ценности не являются первостепенными.
Стратегия экспансии демократии пренебрегает конфликтом с политическими идентичностями отдельных народов, обращая внимание на политические фигуры в отдельных странах, что вызывается прагматическими интересами. Второй сомнительный фактор связан с проблемой экономических, военных и политических интересов развитых стран и действительного отношения к демократическим ценностям. Неужели демократия превратилась всего лишь в ценный инструмент?
Глобализация демократии не в состоянии избежать серьезных последствий. Экспортируя демократию, самые развитые государства экспортируют и ее недостатки, угрожают политической идентичности народов и стран «третьего мира», а стремление к унификации собственной модели вызывает жертвы. Неуверенность – структурное отличие истории общества и человека. Сегодняшний ответ на эту общую судьбу – демократия. Дух современности ошибочно понимает свою роль, направляя мировой потенциал только в одном направлении. Демократия может уцелеть, лишь пройдя сквозь уважение собственных традиций и вступив в контакт с культурными особенностями общества, которому она принадлежит.
Внутренние призывы к демократии
До сих пор мы рассматривали модели внешнего международного или одностороннего давления с целью демократизации внутреннего политического строя. Настало время рассмотреть обстоятельства и причины призывов отдельных лиц и партий одного государства к международному сообществу совершить демократическую интервенцию. Речь идет о том, что политическая оппозиция страны призывает заграницу применить различные средства давления на внутреннюю легальную власть.
Метод завоевания власти с помощью чужой воли давно рассмотрел Макиавелли в одной из глав «Государя»: «О новых государствах, приобретаемых чужим оружием или милостью судьбы». Макиавелли имел в виду последствия подобного захвата власти – власть завоевывается без особых усилий, но удерживается с большим трудом – и он не вникал в проблемы легитимности подобной власти.
В современном обществе призывы к осуществлению внешней демократической интервенции следует разграничить в зависимости от природы конкретного строя, от которого исходят призывы о демократической помощи. Если речь идет об однопартийных системах, личных диктатурах, просьбы о помощи в демократизации внутренних политических обстоятельств можно понять с политической точки зрения. Особенно если власти в недемократических системах практикуют террор в отношении граждан и ликвидируют политических противников. Но в таких обстоятельствах призывы к чужой помощи всегда найдут моральное оправдание: но не должны ли граждане такой страны в первую очередь самостоятельно изменить облик власти, независимо от того, в каких условиях действует оппозиция?
Иначе обстоят дела с призывами оказать демократическую помощь в многопартийных государствах. Факт обращения политической оппозиции за помощью к иностранным правительствам (западноевропейским) с целью применения различных карательных мер к собственному государству и его гражданам вынуждает проанализировать две причины: политическую и этическую. Политические события в Сербии в конце 1996 года весьма ярко иллюстрирует предмет нашего рассмотрения. Вожди тогдашней оппозиции просили официальных американских лиц ввести санкции против Сербии (после разъяснений предметом споров стали объем санкций и целевые группы). Шеф партии Гражданский союз Сербии Весна Пепгач прямо потребовала от международного сообщества прекратить политическую деятельность Слободана Милошевича, как впоследствии поступила и с Радованом Караджичем («не дать ему принимать участие во всех предстоящих выборах», ежедневная газета «Демократиjа», 14 января 1997 года, стр. 2).
Факт отправки политических депеш иностранным правительствам с требованием демократической интервенции против собственной страны, конституционный строй которой покоится на парламентских принципах, обращает наше внимание на политическую роль легальной оппозиции, взывающей к иностранцам о помощи. Что же это за легальная оппозиция, которая обращается к иностранным государствам, призывая их вмешаться во внутренние дела собственной страны? Очевидно, подобная политическая оппозиция весьма слаба.
Второе предположение может свидетельствовать о неполноценности демократической власти (плохо работают СМИ), и потому требуется иностранец. Но оппозиция потому и существует, чтобы бороться за создание лучших условий для политической борьбы. Почему это не получалось у сербской оппозиции в течение восьми лет (1990–1998) существования многопартийной системы – эту проблему она должна рассмотреть сама.
Самым гнусным с политической и этической точки зрения явился их призывы запретить конкретным лицам политическую деятельность в демократическом обществе. Такой призыв, во-первых, абсолютно противоречит правам человека, а во-вторых, он ничтожен в политическом отношении. Если вы неспособны победить своего политического противника, то взываете о помощи к загранице. И в этом призыве нет ни чести, ни достоинства.
Как можно связать воедино демократию (и права человека) с запретом на политическую деятельность? Такая дискриминация не присуща демократии. С точки зрения этики, отсутствует разница между запретом отдельным лицам заниматься политикой и запретом какой-либо партии или национальному меньшинству проявлять политическую активность.
Право призывать на помощь иностранное правительство с целью демократизации власти ставит под сомнение фундаментальные ценности цивилизации. Есть ли здесь место понятиям свободы и независимости национального сообщества? Если вы предаете свою свободу в чужие руки, это подтверждает старый этический тезис, утверждающий, что вы не можете рассчитывать на ответственность. Это самая ранимая точка ориентации на импорт демократии. Если вы неспособны самостоятельно бороться за демократические ценности и институты, то не можете быть свободными, и тем более не можете стать самостоятельными в политическом мышлении и поведении – их вам дарят чужие.
Проблему внутренних призывов к загранице с просьбой помочь демократизации государства можно рассматривать как партийный инцидент, или акцию, предпринятую ничтожным меньшинством. С точки зрения концептуализации соотношений внутренней и внешней демократии в одном государстве, такие действия не имеют теоретической силы.
(Зло)употребление свободой в демократии
Свобода – основное свойство и условие демократического порядка. Это классическое определение свободы и демократии не лишено теоретических и искусственно созданных недочетов. Если взаимосвязь этих понятий более-менее понятна в исторические периоды, предшествовавшие институционализации демократии, вопрос ставится иначе при осуществлении свобод в демократических системах. Что происходит со свободами, когда приходит время их демократического применения? Защищает ли свобода демократию, или она приводит к чему-то новому? Ответы можно рассортировать по степени демократического развития и способу применения свобод.
Понятию свободы в демократическом устройстве угрожает возможность замены ее анархией. Аристотель предупреждал, что демократии угрожают чрезмерные свободы и равноправие, и эта опасность кроется именно в анархистском пользовании свободой. На руку такой интерпретации свободы играет и вечная дискуссия о понятии свободы: что есть свобода и каковы ее границы?
В данном случае нас не интересуют бесконечные значения самого понятия свободы, но только то, что означает политическая свобода в демократическом порядке власти. Понятие политической свободы содержит правовые (ограничение политической власти), осознанные (знание фактов и указание путей развития свободы) и свободные (активность) элементы (Nojman, E, 1974).
Условиями, при которых человек свободен, являются сила выбора, реальность возможностей, осуществимость выбора. Демократия, естественно, создает самые удачные политические рамки для применения свободы на практике. Тем не менее, проблема выбора все еще остается нерешенной. Бесспорно утверждение, что без выбора нет свободы, а без свободы невозможно моральное поведение. Человек не несет ответственности, если он не свободен в своих поступках. В крайнем случае, свобода выбора открыта для всех человеческих ценностей, и с этой точки зрения дискриминация ценностей невозможна. Вопрос: всегда ли человек предпочитает гуманистические ценности? Неужели «мы никогда не сможем выбрать зло»? (Sartr, Z. P., 1964:12). Свобода, содержащаяся в выборе, в том числе и в политическом, глубоко парадоксальна. Она, с одной стороны, «питательный источник всего лучшего, чего добился человек», а с другой – «пропасть, в которую он может сорваться и уничтожить самого себя» (Варгас М., Льоса, 1992:386–400)
Подчинение гетерономным ценностям не обязательно является всего лишь следствием боязни свободы; часто забывают, что самоопределение человека не всегда является продуктом самостоятельного пользования разумом, но и сравнением себя с другим человеком или человеком у власти. Сила выбора и в демократической системе подразумевает свободу быть независимым, но также и зависимым.
Второй элемент политического понятия свободы – реальная возможность. Свобода выбора должна быть связана с реальными, а не воображаемыми возможностями. Тем не менее, само понятие реальности многозначно, тогда как возможность является одной из самых сложных философских категорий. Для индивидуума реальность есть то, что укладывается в его психологическую структуру личности. Реальные возможности поэта, спортсмена или политика не могут находиться в одной плоскости.
Надежная, крепкая связь общественных условий и полей возможности скрыта. Каждая ситуация в обществе содержит множество возможностей, из которых некоторые открыты, а иные остаются непознанными. Добро и зло переплетаются и в аспекте реальных возможностей в той же мере, что и в самой действительности. Что приносит индивидууму и политическим группам при демократическом строе меньше зла и больше добра в момент определения реальных возможностей?
Избранную реальную возможность следует осуществить. Это третий элемент понятия политической свободы, в котором индивидуумы, как и общественные группы, постоянно сталкиваются с проблемой границ, устанавливаемых свободой других. Осознание свободы должно стать осознанием свободы другого человека; оно обладает практическим смыслом только в единстве отношения моей свободы к свободе чужой. «Безусловно, свобода как суть человека не зависит от другого, но как только возникает действие, я обязан одновременно пожелать свободы и себе, и другим, моя свобода может стать целью только в том случае, если я сделаю целью свободу других» (Sartr, Z. P., 1964:38).
Свобода как осуществление избранной возможности должна претерпеть некоторые ограничения и преодолеть препятствия, если она желает избежать состояния, в котором, пользуясь выражением автора романа «Бесы», неограниченная свобода превращается в неограниченное насилие. Утверждения, в соответствии с которыми абсолютная свобода относится к сфере мышления, стало спорным после приобретенного немцами в период между двумя войнами опыта, когда проповедовалось и победило насилие и тоталитаризм. Язык насилия исключает взаимодействие.
Осознание свободы другого человека подразумевает установление границ индивидуальной свободы. Здесь находится корень потребности в демократической организации общества и государства. Общественная структура состоит из различных групп общества, институтов и их взаимодействия с вступающими в конфликт интересами и идеями. Без уважения этих различий, свобода, как и вообще добро и наивысшие человеческие ценности, неосуществима.
Плюрализм различий в обществе и есть тот фундамент, на котором зиждется власть. Демократические институты власти не могут устранить элемент принуждения в системе принятия решений. Этот ли факт обеспечивает неравноправное распределение свобод в демократии? Речь идет о старой проблеме: в какой мере демократическое государство вмешивается в свободу личности и групп?
Право государства вмешиваться в свободу индивидуума оправдывают все философы политического либерализма (Милль, Констан, Токвиль). Вот два аргумента.
1. «Признавая абстрактное право общества вмешиваться в жизнь своих членов с целью обеспечения для всех биологических потребностей (питание, питье, здоровье, одежда, размещение, семья), я не могу признать его право вмешиваться в то, чем человек обладает и что не отнято им у другого. Я имею в виду знания, мышление, искусство». Свобода, по Расселу, есть «право жить и мыслить так, как мы выбрали, если наш выбор не препятствует другим поступать точно так же» (Rasel, В., 1977).
2. «Я считаю, свобода означает, что не должно быть ограничения условий, которые в современной нивилизапии являются залогом счастья личности. Нет свободы без свободы слова. Нет свободы, если особые полномочия ограничивают избирательное право части общества. Нет свободы, если преобладающий образ мышления содержит под контролем общественные обычаи прочих, а те, прочие, не уверены в том, что для такого контроля существуют серьезные основания» (Laski, H, 1985).
Оба эти аргумента отчетливо демонстрируют стремление либеральных философов ограничить права государства вмешиваться в индивидуальные права и свободы. Традиция политического либерализма построена на противостоянии абсолютным монархиям и различным более поздним формам тоталитарной власти. В новых исторических обстоятельствах, когда опасность «нового Левиафана» миновала, и возобладало царство демократического порядка, политическое любопытство вращается в границах свобод личности и группы лиц. Где границы индивидуальных свобод и прав в демократии? Этот вопрос стал актуальным после быстрого и неожиданного краха коммунизма в 1989 году и еще более быстрых демократических перемен в бывших коммунистических странах Восточной Европы и Балканского полуострова.
В современных демократических странах под свободой понимают два классических противоположных понятия: 1) свобода – возможность говорить и делать что угодно; 2) свобода – возможность говорить и делать то, что хорошо и справедливо. Оба понимания свободы в демократическом порядке проверяются отношением к политической форме, или процедуре, а также отношением к политической личности.
Критика власти в демократическом государстве обеспечивается свободой политической жизни граждан. Но если это государство недемократическое, то в основе критерия свободы проявляется отношение к процедуре политической борьбы. Если процедура политической борьбы не уважается, то в обществе возникают беспорядки и хаос. Это особенно ярко отражается в способе персональных изменений в правящей элите. Требования ее смены могут быть демократическими, если они происходят по принятой процедуре. Вряд ли можно признать, что вербальные преступления функционеров, а не нарушение ими законов, являются причиной, достаточной для их смещения. Это лишь способствует утверждениям политической оппозиции, что «всегда следует выступать против власти».
Другая опасность грозит демократии со стороны личной и групповой свободы в ситуации, когда уничтожается моральный авторитет личности политического противника. Можно ли говорить о политическом противнике все, что угодно? Существуют границы, защищающие моральный авторитет личности от клеветы и оскорблений противника. Попытки каждого оратора скрыться за политикой, неизбежно приводят к анархическому пониманию свободы. Когда избранное парламентское большинство называют «антинародным режимом», то, если только речь не идет о политическом дилетанте, это следует расценивать как неправильное употребление свободы политического слова в условиях демократии.
У свободы слова и печати есть свои инстинкты и страсти, говорил Токвиль. Свобода печати – «исключительная сила, в ней так странно перемешаны добрые и злые намерения, но без этого она не могла бы существовать, а с ней едва ли можно сохранить порядок» (Токвил, 1990:161). Такая печать может способствовать разжиганию ненависти к политическому противнику, или к другому этническому сообществу в многонациональных государствах. Страсти – составная часть политики и демократии. И тут начинается воздействие психологии и подсознательного фактора. Свобода – дитя не только сознания; она также есть следствие и подсознательного в мышлении и поведении человека и группы. Свобода выражать собственное мнение не обеспечивает безусловного права на разум и логику. Свобода вести себя в соответствии с законом не означает, что следует уважать закон в любых обстоятельствах. Проблема возникает, когда иррациональное и сверхлегальное оправдывает свободу.
Если власть и сила являются составными частями любых общественных отношений, то и демократическая власть основывается на свободе выбора, отношениях иерархии, подчиненности, субординации. Во всех этих отношениях присутствует страх. Способствует ли демократия нейтрализации страха?
Нет никакого сомнения в том, что политический страх распространен в тоталитарных системах власти (фашизм, национализм, сталинизм). Демократическая система уменьшает политический страх, но не удаляет его из реальной политической жизни. Демократия должна базироваться на свободе, мало того, она немыслима без свободы. Но институционализация демократического устройства власти не решает проблемы страха и свободы – человек не избавляется от страха и не становится свободным. Здесь речь идет не только о «боязни свободы» (Эрих Фромм), но о реальных страхах в любых общественно-политических отношениях.
Чувство страха относится к так называемым базовым чувствам и является составной частью индивидуальной психологической структуры личности, а также разнообразных общественных отношений. Если под страхом подразумевается биологическая и социальная реакция личности и группы на ситуации, представляющие для них опасность, то возникает вопрос, что именно подразумевается под опасностью. По этому критерию можно оценивать, реален ли страх и не является ли он психопатологическим проявлением. Здесь проходит пограничная линия, но в рамках реального проявления страха существуют действительные опасности различного характера. Боязнь голода, холода, утраты жилища, смерти относится к биологическим видам страха. Инстинкт выживания автоматически воспроизводит страх, когда индивидуум сталкивается с угрозой собственной жизни.
В демократических институтах, когда речь заходит о страхе, имеются в виду различные оценки опасности. Личности и группы опасаются за свои ценности, интересы и потребности. И когда речь идет о дискуссии как о форме принятия решения, возникают причины проявления страха. На уровне принятия решения всегда существует опасение, верное ли принято решение. Никогда невозможно окончательно предвидеть, в какой мере справедливо принятое решение. Возможность того, что позиция подчиненного не понравится вышестоящему, вызывает у него страх, нежелание высказывать собственное мнение.
При разделении ролей в институтах власти (государстве, правительстве, суде, полиции, армии, партии) неисполнение приказа может нанести ущерб статусному и экзистенциальному положению личности.
Следовательно, как в мышлении, как в поведении, так и в принятии решений страх является фактором демократической жизни.
Страх – составная часть демократических институтов, а также часть структуры человеческой личности. Каждый индивидуум таит в себе боязнь нового и неизвестного, страх оказаться в изоляции, боязнь травмы, а также вызывает потенциальную агрессию и саморазрушение. Потребность в агрессивности также является составной частью жизни при демократии, и она требует выхода. Например, в политическом соревновании – партийной борьбе за власть.
Избавиться от страха помогает свобода конкуренции и освобождение от давления. Но и этого недостаточно для полного освобождения личности и группы от страхов. Демократия как система равноправных условий в борьбе за власть неминуемо включает в себя самые разнообразные чувства, среди которых и боязнь потерпеть поражение на выборах в политические и неполитические институты.
Если все эти беды свободы в демократии – правильный выбор, реальные возможности, осуществимость, страхи – перенести из внутригосударственного поля в межгосударственные отношения в условиях, когда демократия навязывается недемократическим или антидемократическим странам, то каких последствий следует ожидать? Может ли быть успешной экспансия демократии, игнорирующая все внутренние демократические противоречия и нестыковки, тем более, если демократия вводится с помощью военной силы? На этот вопрос мы можем ответить, если под декларируемым, риторическим желанием освободить другие народы от диктатуры, а иной раз и от нежелательной власти (с точки зрения правительств самых развитых демократий), разглядим латентные, прежде всего экономические и геополитические намерения. Этот вид интересов часто является решающим, но в обращениях к разным слоям населения говорится о демократии для несвободной нации, что действует как анестетик. При этом невозможно внутренние проблемы со свободой стран нейтрализовать в мировом масштабе путем вмешательства «демократических» стран с демократической миссией. Свобода не почивает на лаврах, особенно в демократических системах. Было бы интересно, если бы социологи проанализировали и истолковали причины и следствия современного демократического экспансионизма, или демократической колонизации мира.
- В России демократия сводится к единичному акту голосования.
- Молодежь голосует так же активно, как и люди старшего поколения (ВЦИОМ).
- Как представители старших возрастов проголосовали в своем большинстве за Путина, так и большинство молодежи (примерно в тех же процентах) последовало их примеру (ВЦИОМ).
- Россия - тотально деполитизированная страна. Любой, кто пытается заявить какую-либо альтернативу, обозначается как враг народа, пятая колонна, и таким образом внутренняя политика перекодируется во внешнюю.
- На протестные акции вышло новое поколение, которому в школе рассказывают о том, как нужно любить государство, и у них началась идеологическая интоксикация.
- Образ и стиль современной жизни подталкивают к утверждению демократических ценностей. Однако механизмы представительства могут измениться.
Тамара Ляленкова : Сегодня мы поговорим о том, почему в России не приживается демократия, дающая каждому гражданину возможность выразить свою точку зрения. За последние четыре года от прямых выборов глав муниципальных образований отказались 66 регионов, за мэра Екатеринбурга теперь также будут голосовать местные депутаты.
Низкая явка и политическое равнодушие значительной части население как будто подтверждают непопулярность самого принципа выборов, во всяком случае, в российских обстоятельствах. С другой стороны, в России выборы остаются едва ли не единственным подтверждением демократии.
Тиранию большинства, эффективность дебатов, границы личных свобод и общественных интересов обсуждаем с профессором МВШСЭН Григорием Юдиным , журналистом Антоном Красовским , руководителем проектов Управления социально-политических исследований ВЦИОМ Юлией Баскаковой и аспирантом НИУ ВШЭ Альбертом Саркисьянцом .
Тамара Ляленкова : Григорий, есть ощущение, при очевидном единодушии электората, что что-то с выборами в России не так, неправильно. Как вы думаете, почему?
Однако в России с демократией гораздо больше проблем, чем с выборами. Здесь нет самого главного - нет культуры политической дискуссии, культуры самоуправления. А без этого демократия, действительно, превращается в единичное голосование, в социологические опросы, которые сейчас так популярны, хотя и утратили свое назначение.
Святослав Элис : Антон, вы консультировали на нынешних президентских выборах Ксению Собчак и возглавляли штаб Прохорова на прошлых. Это либеральные кандидаты, которые, однако, воспринимались как ставленники Кремля, которые подтверждают легитимность происходящего. Как вы думаете, для власти участие таких кандидатов выгодно, даже если они произносят неприятные для нее вещи?
Антон Красовский : Под властью вы имеете в виду Владимира Путина?
Святослав Элис : Да.
Антон Красовский : Безусловно, для Владимира Путина до какого-то момента было выгодно участие абсолютно всех клоунов, которые на эти выборы идут – и неважно, Собчак это, Прохоров или Жириновский с Грудининым. В мире Владимира Владимировича Путина они абсолютно одинаковые люди.
Вот коллега полагает, что демократия станет возможна, если сделать дебаты…
Григорий Юдин : Демократия возможна в том случае, если люди будут управлять сами собой. Это подразумевает гражданское участие, муниципальное самоуправление, в том числе и дебаты. Дебатов сегодня в России, к сожалению, нет.
Антон Красовский : А какая связь между дебатами и муниципальным самоуправлением?
Григорий Юдин : Дебаты предполагают, что есть разные точки зрения: они сталкиваются; люди спорят друг с другом; они могут выслушать друг друга; они могут что-то вместе решить.
Антон Красовский : Вы так считаете. Я с вами не согласен. Важная составляющая демократии - это то, чего в России нет. В России нет коммуны, здесь не живут общественными интересами. А дебаты вы можете проводить в бесконечном количестве. Дебаты на всех федеральных каналах, на 85 региональных показывали на протяжении двух недель в ежедневном режиме - нате, смотрите, наслаждайтесь этими бедами.
Григорий Юдин : Ну, мы же понимаем, что это клоунада, а не дебаты. В них не хватало всего-навсего одного участника.
Антон Красовский : Я думаю, что Владимир Владимирович Путин не пришел на эти дебаты по одной простой причине: не потому что он боялся туда прийти, а потому, что полагал, что, не приведи Господи, он придет туда, и у него тогда будет 86% голосов, как в Узбекистане. Проблема все-таки не в дебатах, а в том, что люди не привыкли решать вопросы своего маленького колхоза общественными институциональными принципами, выборами председателя колхоза. Они не понимают, как это делать, не понимают, что деньги, которые они сдают в какую-то общую кассу, являются их деньгами, например, деньги на ремонт того же жилого подъезда.
Григорий Юдин : Смотрите, что меняется, когда мы дебатируем. Мы начинаем участвовать в обсуждении общих проблем. А когда мы вовлекаемся в обсуждение, мы начинаем высказывать какие-то точки зрения по поводу того, как нам вместе здесь быть. Вы говорите одно, я говорю другое. У нас еще есть некоторая аудитория. И мы вынуждены спорить друг с другом, что-то доказывать нашей аудитории, и что-то вместе решаем. Вся проблема с текущей властью в России в том, что она не хочет никому ничего рассказывать и доказывать. Когда вы говорите про Владимира Путина, мы понимаем, как устроен Владимир Путин. Он никогда в жизни не позволит никому задать себе вопроса без тщательной подготовки.
Тамара Ляленкова : Но может так случиться, что из городского общественного интереса, чисто социального свойства, который мы недавно наблюдали во время выборов в местные советы, возникнет такая низовая, афинская демократия?
Григорий Юдин : Конечно, то, что новые активные люди идут в муниципальные депутаты, довольно сильно помогает решать какие-конкретные целевые вопросы. Однако нужно понимать, что здесь мы стартуем более-менее с нуля. До сих пор интерес к муниципальному самоуправлению был очень низкий, и молодым людям, которые сейчас туда пошли, придется с этим считаться. Еще им придется справляться с тем, что люди не особенно верят в то, что таким образом можно что-то поменять. Но если они будут достаточно настойчивыми, то, конечно, между ними и их избирателями появятся определенные связи, и дальше их уже не так просто будет оттуда выгнать.
Святослав Элис : Современный молодой человек имеет опыт выбора, в отличие от родителей. С другой стороны, политикам никто уже не верит…
Григорий Юдин : Самое главное, что сейчас можно сказать про Россию, что это тотально деполитизированная страна. У нас нет практически никакой внутренней политики. Любой, кто пытается заявить какую-либо альтернативу, немедленно и сознательно обозначается как враг народа, пятая колонна. То есть вся внутренняя политика перекодируется во внешнюю, и это сознательная линия, которую Кремль проводит в течение почти 20 лет. Политическое пространство заполняется клоунами, начиная от охранника Жириновского и заканчивая масонами, вплоть до людей вроде Ксении Собчак, которая ассоциируется с фривольной передачей "Дом-2". И это сознательная стратегия, которая выталкивает людей из политики, в первую очередь молодежь, которая никогда ничего другого не видела.
Святослав Элис : Я не ходил на выборы президента, потому что, во-первых, меня там никто не представляет. Но, кроме этого, мне нужно сделать выбор - а я не понимаю его последствий.
Григорий Юдин : Это неслучайно, что люди не знают, чего они хотят. Нам нужно обсуждать то, что нас всерьез волнует. Кто-нибудь говорит о том, что Россия - это страна с самым гигантским неравенством? Кто-нибудь обсуждает всерьез в ходе предвыборной кампании, что Россия практически лишилась любых союзников во внешней политике? А это проблемы, которые следует обсуждать.
Тамара Ляленкова : С другой стороны, демократия в афинском понимании - проще и жестче того, что сегодня есть в мире. И, может быть, Россия к ней ближе, чем, скажем, Европа с либертарианскими взглядами, регулирующая более тонкие настройки, но имеющая порой обратный эффект?
Григорий Юдин : В этом смысле у России, действительно, есть некоторое преимущество. Конечно, демократическая дискуссия в Европе сегодня сильно задавлена представлением о том, что
в России нет культуры спора и публичной дискуссии
ничего нехорошего про этих людей сказать нельзя, и про этих нельзя, про этих тоже нельзя. Если ты говоришь что-нибудь нехорошее про мигрантов, то тебя нужно немедленно выкинуть из публичной сферы. В Америке это превращается в медикализацию. Люди говорят, что если я поучаствовал в дискуссии и оппонент меня оскорбил, то все - у меня моральная травма. А демократия, между тем, предполагает открытую свободную дискуссию между людьми, которые очень часто не сходятся друг с другом. С другой стороны, в России, к сожалению, нет культуры спора и публичной дискуссии по историческим причинам, поэтому мы, наоборот, склонны воспринимать любую критику как обиду.
Тамара Ляленкова : Юлия, создается впечатление, что за последнее время очень активизировалась оппозиционная молодежь. Так ли это? И пошла ли она голосовать?
Юлия Баскакова : Мы в этом году впервые поставили интервьюеров с планшетами на выходах из избирательных участков, чтобы они фиксировал пол и возраст тех, кто оттуда выходит. И мы узнали, что молодежь (это стало для нас сюрпризом) голосует так же активно, как и представители старших возрастов. Потому что, когда мы проводим опросы населения по телефону или лично на дому, и спрашиваем: "Вы намерены проголосовать на выборах или нет?" молодые люди гораздо реже отвечают, что они собираются идти голосовать, чем, например, представители старших возрастов.
Около 80% пожилых людей говорят, что они намерены голосовать в то время, как среди молодежи такая доля, например, около 60%. По итогам же экзитпола оказалось, что представители всех возрастов голосуют одинаково, явка примерно равная. Это значит, что молодежь, вопреки стереотипам, достаточно интересуется политикой для того, чтобы прийти на избирательные участки и выразить свои предпочтения, которые очень похожи на предпочтения представителей старших возрастов.
молодежь похожа на старших по политическим взглядам
Как представители старших возрастов проголосовали в своем большинстве за Путина, так и большинство молодежи примерно в тех же процентах проголосовало за него. Правда, среди молодых людей несколько выше доля тех, кто проголосовал за Ксению Собчак, хотя эта разница не является какой-то колоссальной или принципиальной. В целом мы можем говорить, что молодежь очень похожа на старшее поколение по своим политическим взглядам.
Святослав Элис : Это довольно неожиданно было услышать. Поскольку принято считать, что поколение молодых людей более оппозиционное. Альберт, что вы думаете о нашем с вами поколении?
Альберт Саркисьянц : Мне кажется, что реакция на новую протестующую молодежь была связана с тем, что это были не те люди, которые вышли в 2011 году, а те, кто пришли уже позже и по каким-то, видимо, другим причинам. Ведь после Украины ситуация изменилась. Риторика очень сильно изменилась, задачи оппозиции тоже. Пришло поколение, которому в школе начали рассказывать о том, как нужно любить государство. Когда учился я, еще не было какой-то идеологической интоксикации, я не помню нажима в плане идеологии любви к государству, о патриотизме речь не шла. Те ребята, которые выходили в последние два года, 16-17-летние, они как раз этого хлебнули. И получается, что они вышли по каким-то своим собственным причинам, которые, может быть, не так тесно связаны с нашими прошлыми настроениями. А мы, скорее, приходили через какие-то организации, через взрослых, у нас не было самостоятельной повестки.
Тамара Ляленкова : А на какие-то демократические вещи, связанные, возможно, со свободой слова, с какими-то понятными для молодого человека вещами, есть запрос?
Юлия Баскакова : Запрос формируется через оценку происходящего, как молодежь ощущает свободу слова. Молодой человек имеет возможность высказываться в социальных сетях, искать информацию, которая ему интересна, и таким образом он реализует свое ощущение и свой запрос на свободу слова.
Альберт Саркисьянц : Действительно, мы вполне можем до каких-то границ жить индивидуальной жизнью, жить собственными интересами и
собственными расчетами. Но сам индивидуализм - это некоторая форма социальной жизни, которая не всегда работает успешно. Это особая форма самопрезентации, форма говорения о себе. И она жива, покуда наша общественная энергия в эту форму умещается. Соответственно, возможен такой момент, и он периодически наступает в жизни общества, когда эта форма - индивидуальное существование - оказывается слишком узкой для потенций и желаний, которые в обществе циркулируют. Желание и общественная потенция больше, чем просто индивиды. Пока эти желания и потенции совпадают с индивидуальной формой, проблем нет. Когда возникает трение этих форм, тогда и возникают протесты.
Тамара Ляленкова : Вы говорили, что наступила некая апатия, в том числе у людей вашего поколения. Вы понимаете, с чем это связано?
в 2012 году было чувство, что есть какие-то мы, и мы можем
Альберт Саркисьянц : Тут есть целая группа причин: что-то кроется в собственных наших неудачах и поражениях, что-то объясняется удачами власти, которые противопоставили нашей повестке какие-то другие смыслы. Особенно это заметно на примере событий в Украине, как все внимание переключилось в ту сторону. И все маленькие завоевания, которые, нам казалось, мы обрели, вдруг были истрачены, все пошло ко дну. В 2012 году было чувство, что мы можем, что есть какие-то мы, и мы можем. Потом серия событий, связанных с Украиной, дала понять, что, нет, мы можем очень мало. И сейчас, скорее, превалирует желание забыть этот опыт совместного радостного политического существования, чтобы не было так стыдно за то, что мы проиграли.
Святослав Элис : Юлия, насколько среднестатистический россиянин воспринимает себя как власть? Насколько он осознает демократию как власть народа, свою ответственность за происходящее в стране?
Юлия Баскакова : С этим дела пока обстоят не очень. Все-таки очень многие наши соотечественники, может быть, в силу привычки, а старшее поколение в силу опыта жизни в советский период, с надеждой смотрят на государство, ожидая от него решения проблемы. Когда мы задаем вопрос о том, кто отвечает за положение дел в стране, все граждане или те, кто голосовал за эту конкретную власть, отвечают, что именно власть, тот, кто обличен полномочиями, и в этом смысле слагают с себя свою долю ответственности. Мне кажется, это некоторый симптом.
Тамара Ляленкова : Альберт, может быть, демократия – это уже устаревшая такая конструкция, во всяком случае, в ее нынешнем формате, и требуется некоторое обновление?
Альберт Саркисьянц : Да, вполне можно было бы допустить. Механизмы предъявления народной воли или того, что называется народной волей: что-то произошло, кого-то выбрали, и потом оказалось так, что это было чье-то желание, чей-то интерес, воля самого народа - чтобы верить в эту процедуру, я должен думать, что народ един, что каждое мнение значит примерно одинаково. И нужно верить, что эти конструкции отражают какую-то реальность, что они к чему-то призваны. Но дело в том, что многие теоретики обычно радикального толка сегодня пытаются развести механизмы репрезентации, механизмы представительства и саму демократию. Потому что, в конце концов, представительство (Дума, президент, все эти органы) - это же не народ. Их власть над нами никак не связана с нашим самоуправлением. И чем меньше мы чувствуем свою сопричастность к ним, чем меньше мы опознаем в них себя, тем меньше мы думаем, что вообще есть какой-то народ, что есть какие-то мы. Но это не значит, что потеря веры в работоспособность этих механизмов, в наличие какого-то народа, сама эта вера, ее исчерпание говорит о том, что мы исчерпали саму демократию, потому что демократия всегда была чем-то большим. В конце концов, представительство - это только одна из форм демократии. Получается, что идеал демократии больше по объему, чем просто представительство. Мне кажется, ценность демократии, а именно - самоуправление, свобода, права, никуда не делась, и, возможно, становится все больше. Потому что сам образ и стиль нашей жизни подталкивают нас к тому, чтобы мы считали это ценностью. И мы будем искать, мне кажется, лучшие механизмы для осуществления демократии. Но нынешние механизмы вполне могут отмереть.